За два дня Долохов так ни разу и не появился. Неужели она стала настолько омерзительна ему, после того, что произошло, что он больше не хотел ее видеть? Она была бы рада, если бы это было так. Гермиона решила, что вполне может провести в этой комнате всю оставшуюся жизнь.
С другой стороны, она знала, что этим ее мечтам не суждено сбыться. Долохов не позволит ей просто доживать тут остаток своих дней, в тишине и спокойствии. Он не для этого хотел купить ее. Не для этого вытащил ее из Азкабана.
Что он будет с ней делать? Накажет ли за то, что произошло в ту ночь? Насколько он будет к ней жесток?
Гермиона, конечно, понимала, что больше не принадлежит самой себе, но все никак не могла до конца принять тот факт, что теперь она лишь тело, объект для удовлетворения чужих желаний. И она могла лишь догадываться, как быстро она, неопытная, хрупкая девочка, наскучит Долохову.
А что будет после?
В ней теплилась надежда, что муки ее продлятся недолго и закончится все безболезненно. Вероятно, в конце концов, она либо станет жертвой Убивающего, что будет, наверное, просто подарком судьбы, либо сойдет с ума от пыток, что в нынешней ситуации виделось ей не таким уж плохим исходом, ведь нездоровый мозг не способен адекватно реагировать на боль, а значит будет легче.
Впрочем, в ее сознании возникал и еще один, но поистине жуткий сценарий, о котором она старалась не думать. Сценарий, где ее передавали бы из рук в руки, от одного Пожирателя другому, и так до тех пор, пока ее тело кого-то привлекает и пока в ее глазах разум не уступил место безумию. Иными словами, пока она все видит, чувствует и привлекательно корчится в муках, пробуждая больное желание в своих мучителях.
Жуткие образы возможных вариантов ее дальнейшей судьбы всплывали перед глазами, сменяя друг друга. Кто бы мог подумать, что самую умную ведьму своего поколения ждет такая незавидная участь…
Две птички прыгнули на подоконник по ту сторону окна. С минуту они чистили друг другу перышки, а потом вдруг взмахнули своими маленькими крылышками и взмыли ввысь, стремительно скрываясь из виду.
Как бы она хотела стать такой же птичкой и улететь прочь отсюда.
Эмоции захватили ее внезапно, последние пару дней для нее это стало уже практически нормой. Может, так и сходят с ума?
Глаза снова закрыла пелена, и Гермиона спрятала лицо в ладонях. Тихий плач постепенно перерос в судорожные рыдания. А она, наивная, думала, что в ней больше не осталось слез.
Антонин больше не мог медлить (и не хотел). Сегодня он сделает первый шаг, последует совету Роули. Или, по крайней мере, очень сильно постарается ему последовать.
Быть помягче. Что это, черт подери, значит? Нет, он, конечно, смутно представлял себе, как это должно выглядеть в результате. Но как прийти к этому результату?
Антонина нельзя было назвать мягким даже с очень большой натяжкой. Сколько себя помнил, он был резким, отстраненным и неприступным. Даже в подростковом возрасте он чаще был один, ведь любые попытки его ровесников завести с ним дружбу заканчивались ничем. Вот просто вообще ничем. Антонин вяло реагировал на их попытки завести дружеский диалог, отвечая все больше односложными словами или короткими фразами. А когда собеседники, отчаявшись или потеряв интерес, отходили в сторону, он очень быстро о них забывал, снова погружаясь в свои мысли.
С теми же, кому все-таки удавалось привлечь его внимание, Антонин все равно был холоден, если не сказать груб. Ему было плевать на чувства, которые собеседники испытывали во время разговора с ним. В конце концов, он никого не удерживал рядом с собой силой, они всегда могли уйти, если их что-то не устраивало. Но они не уходили. Они терпели. И он знал почему.
Потому что он – Антонин Долохов, наследник одного из влиятельных русских родов. Долоховы, конечно, не были настолько авторитетны, как, скажем, Малфои в Британии, но достаточно уважаемы в магическом сообществе Восточной Европы. Многие волшебники, сначала в России, где он родился, а потом в Венгрии, куда их семья переехала, когда ему было одиннадцать, подталкивали своих детей, чтобы те завели с ним дружбу.
Еще в раннем детстве Антонин понял, что настоящих друзей у него никогда не будет, а будучи подростком укрепился в мысли, что и искренняя любовь ему не светит. Единственная причина вызванного к его персоне интереса была в том, что дружить домами с домом Долоховых, уважаемой и, что важнее, чертовски богатой семьей, было выгодно во всех отношениях.
И Антонин ненавидел это. Ненавидел всех этих детей, которые терпели его резкость, встречая ее с несменной улыбкой. Ненавидел и их родителей, которые лебезили перед его отцом. Впрочем, его отцу, надо отдать ему должное, все эти волшебники тоже были омерзительны. И он с ними был так же груб, как и Антонин с их детьми.