Гермиона резко повернулась к стоящему позади нее почти впритык Долохову и, заглянув ему прямо в глаза, будто ища островок человечности, шепотом проговорила:
– Умоляю, не делай этого со мной.
Слезы снова заполнили глаза. Дыхание сбилось. Изо всех сил подавляемые рыдания рискнули прорваться наружу в любую секунду.
– Прошу тебя, – продолжила Гермиона, не получив от Пожирателя никакой реакции на произнесенную мольбу. – Я буду принимать зелье каждый день. Я не допущу беременности. Пожалуйста.
Внезапно Долохов грубо схватил девушку за волосы, намотав локоны на кулак, и дернул на себя, чем вызвал ее жалобный писк. Мужчина склонился к самому лицу дрожащей Гермионы и холодно, выделяя каждое слово, проговорил:
– Что я тебе сказал? Это приказ.
Смотря в отливающие стальным блеском глаза Долохова, Гермиона всхлипнула.
– Либо ты сейчас сама сядешь на кушетку,– продолжил он, – либо я наложу Империус и приправлю его порцией Круциатуса, который напомнит тебе, где твое место. Что выбираешь, грязнокровка?
Хватка на волосах ослабла, и Гермиона смогла выпрямиться. Когда Долохов отпустил ее, она медленно, на ватных ногах подошла к кушетке и села на нее. К ней подошла целительница и протянула пузырек со словами:
– Выпейте.
– Что это? – спросила Гермиона, дрожащими руками принимая из рук женщины зелье.
– Выпейте, – снова повторила целительница, и Гермиона нахмурилась.
– Пей это чертово зелье, грязнокровка! – рявкнул Долохов. – Иначе, клянусь, я собственноручно волью его тебе в глотку.
Девушка судорожно вздохнула и залпом опустошила пузырек, вернув целительнице пустую емкость.
– Ложитесь, – произнесла целительница, достав волшебную палочку.
Гермиона легла на кушетку и вцепилась пальцами в простыню. Целительница взмахнула палочкой, и на сотые доли секунды перед глазами у Гермионы возникло лицо маленькой девочки, мило ей улыбающейся. Девочки, которую этот мир никогда не увидит.
Она почувствовала надрез где-то внутри, но острая боль, возникшая резко и неожиданно, тут же отступила. Гермиона сообразила, что та мутно-зеленая жидкость, которую она выпила, была, вероятно, зельем мгновенного заживления ран.
– Процедура завершена, – констатировала целительница, а потом повернулась к Долохову и добавила: – Пожалуйста, распишитесь в журнале в подтверждение.
Вот и всё.
Пожиратель подошел к столу и, взяв перо, оставил подпись в той части журнала, где указала целительница.
Последующее произошло для Гермионы как в тумане. Она очень смутно помнила, как Долохов схватил ее за предплечье и заставил встать с кушетки. Потом они прошли по коридору к центральному атриуму и по каминной сети добрались до точки аппарации, откуда переместились прямиком в поместье.
Девушка начала приходить в себя лишь когда они оказались в гостиной. Пожиратель Смерти выпустил ее из рук, и она попятилась от него на пару шагов.
Руки дрожали, сердце неистово колотилось в груди. Она никак не могла поверить, что все кончено.
– Лапонька… – начал Долохов, но замолк, встретившись со свирепым взглядом медовых глаз.
– Я. Ненавижу. Тебя, – процедила Гермиона сквозь зубы, делая акцент на каждом слове.
Ее голос подрагивал, лицо было белым, как мел.
– Ты – монстр, – продолжила она. – И, может, это будет стоить мне жизни, но я добьюсь того, чтобы ты заплатил за все, что сделал.
Долохов двинулся к ней, и Гермиона отскочила на шаг.
– Не подходи ко мне! – вскрикнула она. – Не смей ко мне прикасаться!
Когда мужчина вновь предпринял попытку подойти, она развернулась и метнулась прочь. Но Долохов оказался расторопнее девушки, измученной затяжным стрессом. Он в несколько шагов догнал ее и, обхватив рукой в районе талии, прижал спиной к своей груди. Гермиона начала яростно брыкаться, крики, вырывающиеся из ее горла, смешались с истеричными рыданиями. Мужчина продолжал удерживать ее, пока она не выдохлась и не обмякла в его руках.
– Пусти, – слабо проговорила она, вцепившись пальцами в его руку, которая удерживала ее железной хваткой.
– Ну, все, лапонька, успокойся, – мягко прошептал Долохов ей на ухо.
– Я тебя ненавижу, – повторила Гермиона сквозь слезы и снова дернулась.
– Я знаю, лапонька, – снова с совершенно неуместной в данный момент нежностью в голосе сказал Долохов, а потом добавил: – Послушай меня сейчас внимательно. Ты слушаешь?
Рыдания смолкли, всхлипнув пару раз, Гермиона затихла.
– Целительница была под Империусом, – сказал Долохов.
Мозг Гермионы начал стремительно обрабатывать полученную информацию, но, видимо, сказалось нервное перенапряжение, и она никак не могла сообразить, какой реакции на эту фразу ждет от нее Долохов.
– Что? – переспросила она.
– С тобой все в порядке. Перед процедурой я наложил на целительницу Империус. Она делала лишь то, что я ей велел.
Он разомкнул объятия, и Гермиона отступила, а затем медленно повернулась лицом к Пожирателю Смерти.
– Я чувствовала боль от надреза, – произнесла Гермиона.