Как рушатся замки (СИ)

Им же, видимо, едва хватило финансирования на флажки. Хвалёному Россу приходилось тратить колоссальные средства на войска, поэтому ни на что другое не хватало? Судя по услышанному от него в тюрьме, всё и впрямь складывалось не в пользу революционеров: бывшие союзники империи с соседом-самозванцем – Республикой Сорнией – примириться отказывались и отнюдь не мягко настаивали на реставрации монархии. Ситуация накалилась до того, что «новые власти» пошли на уловку и упаковали свое преступление в обёртку переворота, приписав к нему Эйвилин. Наседало на них и не угаснувшее движение сторонников императора. Бардак что во внешних отношениях, что во внутренних, а они закатывали бедняцкие праздники: «Посмотрите, мы ещё чего-то стоим!»! До чего нелепое зрелище! Они пытались отсрочить неизбежное. Их похоронят на руинах государства, которое они разрушили, – ни одному пафосному событию этого не изменить.

Однако лица многих светились от улыбок. Для них Росс и компания – герои, победители, освободители от «гнёта». Сейчас их ничуть не трогала напряжённая обстановка в мире: они мнили себя всемогущими и возлагали на своих псевдозащитников огромные надежды. Отвратительно. Люди, склонявшиеся перед её отцом; люди, повторявшие «Долгих лет императору!»; люди, которых корона веками оберегала от угроз… с ликованием встретили падение своего владыки.

И скоро целовали стопы новому хозяину.

Стадо. Им ведь всё равно, чьему кнуту повиноваться, лишь бы стегали пореже. Они заслуживали ненависти не меньше главных виновников.

Из репродуктора звучал бодрый голос диктора: «Сегодня в четыре часа дня по западу состоится инаугурация канцлеров! Вечером запланированы гуляния и грандиозный салют, который можно будет увидеть из любого уголка столицы!». Внутри разливался жгучий холод. Принцесса шла, влекомая массой, к центральной площади. Эта точка в городе считалась священной: давным-давно там находился храм, построенный Виктуром Собирателем{?}[Родоначальник правившей семьи Арвель, членом которой является Эйвилин] для богини, и на его руинах, в напоминание о жертвах предков, воздвигли памятник со словами «Кровью и волей взращена наша страна».

Раньше на площади устанавливались трибуны для императорской семьи и их ближайшего окружения, чтобы они могли разделять со своим народом и радости, и горе: здесь располагалось сердце весёлых праздников, отсюда генералы уходили с наградами, тут же в петлях болтались предатели, выставив напоказ синие босые стопы. Эйвилин усмехнулась: было бы символично оставить Элерта там, где однажды висели обречённые им на смерть государственные преступники. Однако она не питала иллюзий. Подобраться к нему в скоплении тысяч зрителей – задачка, посильная кому-нибудь вроде Лис. Принцессе она не по зубам. Куда надежнее выждать, пока рядом с ним прекратят виться люди в форме или, при более неудачном раскладе, их окажется достаточно мало, чтобы ей помешать.

Арку на входе усеивали флюмены. От них исходил навязчивый приторный аромат, и какая-то женщина в жуткой шляпе, семенившая перед Эйвилин, громко чихнула. Спутник подал ей платок, после чего напомнил достать паспорт.

У девушки задрожали руки. Только теперь она обратила внимание на шеренгу вигилей, чьи красные повязки со звёздами кровавыми пятнами смотрелись на шинелях. Служители закона останавливали каждого, желающего пройти дальше: требовали предъявить удостоверение личности, тщательно сверяли фотографии, досматривали и быстро выпроваживали зевак без документов. С подозрительными типами они вовсе не церемонились: из-за их спин появлялись коллеги, а затем уводили бедняг в неизвестном направлении.

Она пропала. Пропала!

В смятении она оглядела толпу, скользнула взглядом по стенам в поисках лазейки и думала уж было развернуться назад, но наседавшие сзади люди буквально донесли её до оцепления.

— Паспорт.

К ней протянули мозолистую ладонь. В лучших традициях напряженного момента ей померещилось, что время замедлилось, и она заметила каждый изъян на коже «законника»: шрам, пересекающий линию жизни, почерневшие ногти, деформацию большого пальца – похоже на последствия перелома. Потом она подняла глаза – и натолкнулась на нетерпеливый недоверчивый прищур. В мыслях повисла гробовая тишина, которая, случается, сопровождает обрыв проводов на телефонной линии. Точно так же оборвалось её сердце.

— Ну? Не задерживайте людей.

Во рту пересохло. Эйвилин глупо хлопнула ресницами и механически, подобно заведенной медлительной кукле, полезла в пустые карманы. Разумеется, за пару мгновений в них ничего не появилось.

— Проблемы, гражданка?

Ещё какие. Борясь с приступом паники, она расстегнула верхние пуговицы, чтобы проверить потайное отделение в подкладке – притвориться, что ищет.

— Я…

У металлических ограждений замаячил вигиль из сопровождения. Он не дожидался знака или команды подойти – просто направился к ним, подкидывая увесистую связку ключей.

— Что у тебя, Голвен? Неустановленные личности?

— Да вот, дамочка…

— Моя! Это моя! – закричали откуда-то из толпы. – Попрошу пропустить, не толкайтесь!