Как слышно

– Ты помнишь, как мы договорились?

– Угу. Я прилетаю, подключаю роуминг и пишу вам обоим. Потом пишу с вокзала в Дюссельдорфе. Потом, когда буду у Ани, звоню, – пробурчал Глеб заколебавшую инструкцию.

– Мне можешь не звонить, просто отпиши, – сказал отец, на что мама беззвучно ухмыльнулась: вот видишь, зря ты с ним связался, он о тебе не заботится.

«Это твой выбор. Неправильный выбор», – произнесла она, когда узнала, что Глеб насовсем свалил к отцу. Никаких скандалов. Следовало уже вызубрить: мама не ругается, если от нее ругани ждешь. На тяжкие новости и экстремальные ситуации она всегда реагирует как будто на расслабоне. Глеб еще трижды наведывался к ней за некоторыми вещами, и мама, работавшая из дома, даже не особо докапывалась, почему он решил переехать. Она то ли изображала благородство, то ли действительно его проявляла – а может, и все сразу. «Не буду скрывать, что мне грустно. Очень грустно. Но я думаю, ты еще сам ко мне вернешься. Я делаю как надо, ты рано или поздно поймешь», – сказала она, когда Глеб отдал ей ключи. Он решил оставить проигрыватель и пластинку, Анин подарок. И перед мамой не пускался в объяснения. Она, в черном пиджаке на бирюзовое платье, с воспаленными от компа глазами и идеальным макияжем, снова от него ускользала. Глеб устал гадать, что и как она усваивает из его слов. Он просто крепко обнял ее на прощание. «Надеюсь, это ты поймешь, как надо было. А с папой пожить вообще тоже справедливо», – не выдержал. «Ты из-за Димы?» – спросила мама, и Глеб не осмелился уточнить, из-за какого Димы, лишь отрицательно мотнул головой и вышел прочь, к такси.

У отца Глебу жилось не плохо и не хорошо, а никак. Отец его выслушал, сочувственно похлопал по плечу и сказал, что Глеб молодец, что сделал все правильно и от мамы с ее друзьями-гэбистами лучше держаться подальше. Глеб и раньше много раз ночевал у отца, а теперь типичный выходной день с отцом точно бы растянулся до размеров рутины. Глеб не обращал внимания на долгий путь от метро, на то, что отец иногда приходил поздно и с какими-то, видимо всегда разными, барышнями, которые потом больше не появлялись, а лишь будили его небрежным смехом из кухни. Не обращал он внимания и на ворчливого консьержа, и даже на потрясающе удобную, квадратную ортопедическую подушку. Он вовсю готовился к поездке: сдал заранее тест на подготовительных курсах и сварганил рефераты по трем предметам, поскольку не попадал на уроки в пятницу и понедельник. Глеб заканчивал с врачебной морокой, радуясь, что головокружение наконец-то исчезло, а звуки… к звукам он, видимо, привык. И в аэропорту шум звучал фоном, неблизким прибоем океана, который прерывали разве что родительские бла-бла-бла…

– Тебе тоже взял капучино. – Отец вернулся. Он отлучался в туалет, пока Глеб при помощи автомата упаковывал чемоданчик с вещами, в основном с одеждой.

– Отравить меня решил? – Мама стояла, опершись на инфостенд.

– Господи, Света! Ты ведь и не шутишь.

Глеб выругался, не стесняясь родителей. Сегодня они оба его бесили. Бесил и автомат-упаковщик. Пленка топорщилась, сворачивалась по краям в белесые катышки, отчего чемоданчик походил на треснутое яйцо, у которого из-под бледно-желтой скорлупы торчат сгустки белка.

– Полтора часа до начала посадки. Мне идти на паспортный контроль, наверно, пора.

– Да, – кивнул отец. – Будь осторожней, главное, смотри внимательно все в навигаторе и не ругайся там с… ни с кем не ругайся.

– Если что случится, пиши мне, а я подключу дядю Гришу из посольства…

– Да уж, ты горазда своих друзей подключать! – оскалился отец.

– По крайней мере, они мне не врут и детей у меня не воруют. Дядя Гриша, между прочим, не ныл, а сразу все сделал.

– Что же это за волшебник такой…

Глеб обнял отца, а после маму, чтобы поскорее прервать очередной сеанс боевого трепа. Оглянулся он единожды, у линии, за которой ждал таможенник. Отец и мама стояли по разные стороны зала. Две лампы на потолке все моргали белым светом, непохожие своей судорогой на остальные, соседние лампы.

– Вы к родственникам? – спросил молодой парень за стеклом.

– Да, – ответил Глеб по выученной легенде. – Надо навестить по состоянию здоровья.

– Проходите.

Как здоровье у Ани, Глеб не знал. Она ничего у него не спрашивала, и он старательно отвечал ей тем же уровнем безразличия, чтобы не опускаться до роли поклонника-собачонки. Он только напоминал ей даты своего приезда. Аня только напоминала ему в ответ свой адрес и номер немецкой симки. Она раз за разом выдавала излюбленную мантру: всегда будет рада видеть. И всегда в этом слышалось: видеть больше не рада. Но пусть Аня перестала верить, перестала ценить, она торкала, стоило вспомнить лицо, зайти на страничку. Она была майским теплым прошлым, не той частью липкой московской житухи, которая с лета началась и чем дальше, тем сильнее воняла чем-то вроде канализации. О том, что бывает липкое в канализации, Глеб знал прекрасно.