Как слышно

Вывод Глеба, что вряд ли он был главной причиной облавы на влиятельную семейку, успокаивал только по пути и дома обернулся темной стороной. Глеб чувствовал себя уликой, инструментом. Снова лишь инструментом – либо, того хуже, деталькой механизма, которая работала на общую картину. Пусть и не желая. Как и Надя. Но в большей степени, чем Надя. Посадить отца Володи. Выиграть выборы. Что там еще? Может, и к Ане съездить, чтобы… Нет! Деталькам тоже ведь свойственно ломаться, смещаться в сторону и протяжно скрипеть!

В своей комнате Глеб мигом упал на кровать, отчего та скрипнула. Он достал из кармана новый айфон, подаренный мамой на Рождество, и принялся листать ленту.

Андрей 14:48

Привет, Глеб. Как жизнь? Пойдем в бассейн в пятницу вечером? Я насколько понимаю, ты уже оправился. Неделю назад вон румяный икру трескал, я в сторис видел. Пора жир подразогнать, как считаешь?

Глеб силился ответить отцу дежурным согласием, но нужные слова не лезли, к тому же автозамена на необжитом еще устройстве выдавала «а у тебя кадиллак» вместо «а у тебя как дела». Вшш-пшш. «Феррари» Глебу всегда больше нравились. Он вспомнил, как мечтал о спорткаре, и внутри дернулась обида. Обида непонятно на что, зато совершенно ясно из-за чего. Никакие планы не клеились. Все расползалось, покрывалось шумом. Глеб вскочил с кровати, отшвырнул айфон, огляделся. За окном валил снег. Что-то в собственной комнате его смущало. Он встал, сгреб в кучу тетрадки, ноут, маркеры и ручки, старые учебники, заданную книжку того же Достоевского. Как Володя тогда сказал? «Я всего лишь балуюсь, это пацаны мои нехило так убиваются». Глеб открыл шкаф, вывалил одежду на пол: кардиган, купленную весной рубашку с твердым воротником. Он искал глазами пакет. В желтый чемоданчик, пылившийся на балконе с доковидных времен, вещи полностью бы не влезли. Затем Глеб взял айфон и напечатал отцу четыре слова.

Глеб 16:13

К тебе можно переехать?

Андрей 16:18

Ух ты ж

Насовсем? Когда?

Глеб 16:18

Сейчас. Случилось кое-что

Андрей 16:20

Давай через два часа? Я с работы вернусь

Через два часа с работы могла вернуться и мама, а перспектива видеться с ней пугала, поэтому Глеб свалил раньше. Он проехал душный круг по кольцевой, стоял в заднице вагона, нагруженный чемоданчиком и двумя икеевскими сумками, ловил на себе то недоверчивые, то понимающие взгляды: студентик, прибыл покорять стольный град. Потом пришлось еще потусить в подъезде. К счастью, Глеб знал код, иначе бы замерз до колкостей в адрес неторопливого отца, который, как назло, пропал из онлайна. Сидя на ступеньках того самого лестничного пролета, где отец учил его по-особенному нырять, Глеб ощущал, как от сумок начинает болеть спина. Размышлял, что скажет маме, когда она его хватится. Предъявить ей, что она тайком спит с подполковником? Или сказать, что угробила жизнь его бывшему другу, мудаку, конечно, но тем не менее? Или самую правдивую обиду высказать – что мама сделала его стукачом? А может, еще правдивей – что она как будто с ума сходит с этим назначением?

Когда отец все же явился, Глеб решил, пусть отец сначала с мамой и говорит. Он обещал помочь, в конце концов. Только к Ане по-любому нужно ехать, из принципа. Визу же мама не отберет… Или?

Возле белой стены

Две вытянутые лампы мерцали на потолке, шальные в общей скупой иллюминации. Два человека стояли рядом с Глебом и время от времени цедили горечь сквозь зубы.

– Четвертый гейт. Наверх через парфюмерию?

– Нет. Наоборот, это надо спуститься. Он под лестницей, где еще белая такая стена. Ты просто ни черта, Свет, не помнишь.

– Белая стена? В Шарике в зоне вылета? М-да. Ты слышишь, о чем говоришь? Там сто процентов нет никакой белой стены.

Здесь Глебу нравилось больше, чем в других московских аэропортах. В Жуковском он не был, Домодедово на его памяти пахло картошкой по-деревенски и базарным зноем, а Внуково прочно ассоциировалось с очередями и сарайным интерьером. Зато Шереметьево, откуда Глеб примерно через два часа должен был вылететь в Брюссель, казалось теплым и спокойным городком с кучей заманчивых лавочек и закутков.

– Папаше твоему бесполезно объяснять, – вздохнула мама, повернувшись в сторону Глеба. – Он только и умеет по мелочи пакостить. Справку про тест взял?

– Взял.

– Кто еще кому пакостит… – не забыл вставить отец.

Вид у него был мрачный, какой-то усталый, невыспавшийся. Собирались в спешке, одежду погладить не успели, долго прогревали машину. Потом еще мама сразу наехала на отца за то, что тот забронил Глебу из Бельгии автобус. Европейскими автобусами было, по ее мнению, путешествовать невозможно, особенно теперь, когда там из-за омикрона вроде бы нужны не просто маски, а респираторы.