Как слышно

«Если кажется, что вот-вот упадете, прежде всего расслабьтесь. Настройтесь на тишину», – гласили инструкции по реабилитации. И Глеб расслаблялся. Он отгонял обиду на Надю, пытался встать на ее место: «Надя родилась на севере Москвы в начале нулевых. Ее отец хотел стать певцом и писал бардовские песни, но не сложилось. Он стал охранником в департаменте образования. Надина мать хотела стать преподом, и у нее сложилось. Она стала учительницей начальных классов. Надя выросла в квартире, где на балконе стояла огромная ванна с картошкой. В детстве она часто хотела в ней искупаться, но было непонятно, как это сделать. В школе Надя всегда училась на отлично. Мама-учительница помогала, направляла. Мечтала о лучшей жизни для дочери, не как у нее самой, не как у отца, который пьет пиво каждый вечер. И теперь Надина мама мечтает, чтобы дочь стала программисткой. Но Надя влюблена в байдарки, в корабли, в лодки. До девятого класса у нее не было друзей ни в школе, ни в кружках, ни в лагерях. Были только приятели по гребле, там к ней с уважением относились, а в школе называли Гномихой. Некоторым Надя давала сдачи, потому что была спортивная. Она вообще смелая. Боится только мамы и отца. На сплаве после девятого класса Надя познакомилась с Володей. Володю все любили. Надя тоже стала любить, но ей было важно сохранить независимость. Разве что хотела, чтобы Володя защитил ее от родительских наездов. Он вроде бы даже намекал, что снимет квартиру и Надя вообще переедет к нему. Надя гордая, но родители сводили с ума. А потом с ума начал сводить еще и Володя. Наде хотелось защиты, пусть косвенной, пусть для меня как бы, лишь заодно для себя. Вот она так и сделала».

После подобных внутренних монологов Глеб иногда порывался простить подругу, но, уже стоя под душем, по совету врачей контрастным, то обжигающе холодным, то обжигающе горячим, решал, что писать Наде не будет. Дальше дневная суета отвлекала: закрывать школьные пропуски, гонять на процедуры, следить за приемом таблов.

По маминому веленью Глеб сделал полное обследование. МРТ, анализы крови и УЗИ сосудов показали, что он тот еще бык. Никаких нарушений. Все повторялось, как в прошлом году, чертово колесо. Только теперь Глеб не запаривался, даже жалобу на «вшш-пшш» в ушах высказывал далеко не каждому врачу. Глеба радовало, что мама приехала, озабоченная его здоровьем, а не его обидчиками. Она о них не спрашивала. Наверное, размышлял Глеб, маме тоже претит стукачество, и подозрения с подлянкой на работе лишь укрепили ее нелюбовь. Мама призналась, что перспективы с губернаторством пока туманные, но выглядела успокоенной. Глеб надеялся, что они никуда не переедут. Он вдруг понял, что ему не хочется перемен, что ему на самом деле безумно нравится сидеть дома, как на карантине сидели иные одноклассники: читать книжки, учить историю, тренить здоровье, смотреть, как за окном крепчают морозы. Зима расцветала, холодная и сверкающая, и Глеб впервые поймал себя на мысли, что к Ане он ехать не очень рвется.

Не то чтобы он забил на нее. При воспоминании об Ане по-прежнему накатывала тяжелая и приятная волна. Однако отдавала эта волна теперь какой-то мутной водой. Аня стала как силуэт, посуливший свежей и яркой жизни, после чего сваливший в закат. Если летом Глеб стремился быть с Аней, то теперь он об этом мечтал. А мечту можно откладывать.

Когда Глеб не вышел в зум с Аней, чтобы не палить разбитое лицо, и написал ей о переносе поездки на месяц, та стала возбухать: «Да ты меня разыгрываешь». Глеб тут же принялся доказывать обратное, даже пересилил стесняшки и отправил селфи, но Аня реагировала холодно: «Ок, ок. Я буду рада и в феврале, но мне уже, если честно, не верится». И Глеб вдруг понял, что да, конечно, он точно приедет, приедет нарочно, лишь бы доказать Ане, что она неверящая дура. И подарка нового не купит, обойдется она, раз так.

Он купил новые билеты на февраль в последний день года, когда на карточку капнул возврат за старые, сданные. Главный семейный праздник Глеб отмечал у Мишани. Вместе с Мишаней и с его двоюродным братом рубились до утра в приставку, Глеб терзал кнопки и джойстики, то побеждая приятелей в симуляторе ММА, то проигрывая им в цифровом хоккее. С Надей так и не помирились. Знакомые лыжники приглашали на своп-вечеринку, но с ними тусить не тянуло. Мама была уверена, что Глеб отпразднует с лыжниками или с Надей, поэтому договорилась о «сатурналиях с подругами» в коктейльной. Правда, когда Глеб вернулся домой, он встретил маму сидящей на кухне вместе с каким-то типом лет сорока, похожим на Коннора Макгрегора из симулятора ММА. Такой же светлобородый и светлоусый, только не с бешеными глазами, а с абсолютно спокойным, стылым лицом.

– У нас гость, Глеб, знакомься… – Мама назвала имя-отчество типа и добавила, что это ее старый друг, подполковник.

Сонный Глеб заозирался по сторонам в поисках формы. Но нет, на вешалке была длинная кожаная дубленка, а на самом госте – обычная белая рубашка.