Как слышно

Как мама могла помочь из Сибири? Глеб рассудил, что дергать ее – зря расстраивать. Он заставил себя встать и налить воды из кулера. Он выпил половину стакана, а половину пролил на пол. Затем снова лег на диван, свесил ноги и таким образом заземлился, уняв головокружение. Глеб так бы и уснул, но позвонила Надя.

– Алло.

– У тебя все в порядке?

– Нет. – Глеб выдавил хриплый смешок.

– Ты где?

– Дома. Можешь прийти?

– Прямо сейчас?

– Чем раньше, тем лучше.

– Блин. Все так плохо?

– Нет. Ты когда сможешь?

– Соберусь вот сейчас.

Глеб сбросил вызов, потому что рука заледенела.

Что он делал, пока Надя шла? Он долго искал аптечку, потом наконец увидел ее на холодильнике, взял диклофенак в таблетках, съел две штуки, нечаянно разжевал, скривился от горечи, выпил два стакана воды и продремал десять минут на диване. Когда Надя пришла, она увидела Глеба хромающим, с разбитой губой и затуманенным взглядом. Надя сразу предложила позвонить в скорую. Глеб в больницу не хотел и начал вызывать врача на дом. В диспетчерской долго мурыжили, говорили, идите в травмпункт или обращайтесь в неотложку, температуры у вас нет, ковидом вы не болеете… Потом все же спросили номер полиса и пообещали, что утром врач придет. Был уже поздний вечер.

Диклофенак подействовал, когда Глеб лежал у себя в комнате, положив голову на середину кровати и свесив ноги на пол. Пространство начало обретать объем и цвет: письменный стол чернел, шкаф в углу розовел, торшер будто бы отделился от стены и перестал напоминать странный барельеф. Надя, сидевшая за столом в крутящемся кресле со стаканом воды в одной руке и Глебовым смартфоном в другой, казалась на редкость красивой. Все в ней выглядело спасительным и теплым: пухлые щеки, веснушки и некогда ржачная коренастость. Глеб даже прикинул, а не стоит ли замутить с Надей, если Аня пошлет, – зря Володя ревновал, что ли. И тут же дернулся, повернулся к стене на бок. Что за шум? В ушах раздавалось монотонное шуршание, как если бы колючая проволока, которая прежде сворачивалась от резких звуков, теперь медленно, но непрерывно елозила. Вшш-пшш. Вшш-пшш. Белый шум, прерывистый и тихий, но ощутимый.

– Тебе мама написала, – сказала Надя, глядя в смартфон.

Глеб сел на кровати, подобрал ноги, обнял колени.

– Какая же все-таки хорошая.

– Кто хорошая, мама? – не поняла Надя.

– Нет, ты, – признался Глеб.

– А, – Надя засмеялась. – Я – да. Но тебе и с родителями везет. Мои опять гонят. Узнали, что я хочу в Академию водного транспорта. Батек перестал давать карманные деньги и каждый вечер покупает себе пиво – по пять бутылок светлого нефильтрованного.

– Пшеничный индийский эль? Летом часто брали, ягодный такой, – вспомнил Глеб о своей работе в баре.

– Блин, какой эль. Магазинное обычное. Я останусь у тебя сегодня? Мне и домой неохота, и тебе, наверное, одному не очень будет.

– Конечно. – Глеб выставил руку вперед, и Надя протянула ему стакан с водой. – Что мама пишет?

Надя приняла почти опустошенный стакан обратно и поставила на стол.

– Спрашивает, как дела.

– Напиши ей, что я херово покатался на лыжах. Что упал, разбил нос и жду завтра врача. А так все ок.

Надя нахмурилась и секунду смотрела на Глеба с недоумением.

– Окей. А как же твоя поездка к Ане? Тебе ж надо будет восстанавливаться.

– За неделю заживет.

– Ты ходить не можешь. Сам говоришь, голова вертится.

– За неделю заживет.

– Вряд ли. – Надя закончила набирать ответ маме Глеба с его аккаунта в мессенджере и отложила смартфон.

– Хорошо, что завтра в школу не надо.

– Забудь про школу, на дистанте полугодие закроешь.

– За неделю заживет. Через неделю Рождество.

– Католическое.

– Да. С наступающим Рождеством! Хочу тебе подарить штоллен.

– Штоллен?

– Да, это творожный кекс немецкий. У нас такие продаются, но стоят дорого. Рублей четыреста, по-моему.

– Наверное, из-за эмбарго. Их возят, слышала, как-то через Китай. И они там гниют, эти пирожные, пока едут. Лучше купи мне оливье из рестика.

Так они и перебрасывались малозначащими фразами, пока Глеб не уснул, не провалился в темноту, обволакивающую и приятную, совсем не густую, а наполненную водянистыми видениями, впрочем, к утру абсолютно забытыми.

Надя разбудила. Глеб дрых в одежде, смяв под собой взмокшее от пота покрывало в затхлый ком. За окном светило солнце и свисали с крыш домов, грозя вот-вот упасть, подтаявшие глыбы снега.

– Уже одиннадцать утра. Скоро врач может прийти, да и мне пора на курсы. – Надя стояла в дверях, одетая в короткую болоньевую куртку.

– На курсы? – Голова у Глеба болела, зато в остальном он чувствовал себя гораздо свежей. Разве что в ушах периодически все так же шуршало. Вшш-пшш. Вшш-пшш.

– У меня по воскресеньям подготовительное. А родаки думают, я на йогу хожу.

– Угу… Погоди. – Глеб протер глаза. – Ты позавтракать не хочешь?

– Поздно уже. Скоро врач придет. Слушай. – Надя резко замолчала и, сделав глубокий вдох, продолжила: – Ты так и не спросил вчера, почему я тебе позвонила и сразу на измене, такая: блин, все ли в порядке.

– Да, я не спросил. Извини.

Надя фыркнула. Глеб заметил, как беспокойно бегает по комнате ее взгляд.