– Ach so… Woher kommst du? Poland?[25]
– Fast Poland[26]
.– Du siehst wie ein Pole aus, geflügelter Husar, weisst du?[27]
– театрально развел руками Алекс, и Глеб не понял, это комплимент или загадочная поддевка.– Ja, ich weiß. Aber nein, ich bin aus Russland[28]
.Алекс ненадолго замолчал. Глеб спросил, чем тот занимается, – выяснилось, что Алекс изучает историю в Университете Гейне, как раз увлекается Польшей, поэтому и пошутил так. «Сорри, я много болтаю», – постоянно вставлял он оправдание, точно междометие. Глеб никогда не понимал, в чем прикол трепаться с людьми, которых видишь первый и последний раз в жизни, но решил, что ему все-таки повезло с попутчиком: добрый пацан, неглупый. Фахверковый квартал сменился грядой матово-белых теремков, которые ярко освещались розоватыми фонарями. Судя по табличкам, это была Анина улица. Пока Алекс рассказывал, как поступил в университет, как много приходилось возиться с бумажками, какая в Германии дурацкая бюрократия и как он мечтает перевестись в Варшаву, Глеб поглядывал на номера домов, выискивая нужный. Двадцать пять, двадцать семь…
– Und dann kommt meine Schwesti mit ihren ausgezeichneten Zeugnissen und Eltern sagen…[29]
– начал Алекс новую историю, когда Глеб оставил чемоданчик у бордюра и рванул вперед. Он подбежал к очередному терему с высоким крутым крыльцом. На крыльце виднелась сутулая птичья фигура.Глеб как-то узнал ее издали, понял, что именно она – дымящий силуэт в толстовке с капюшоном. Пар электронной сигареты в свете фонарей тоже казался кислотно-розовым. Глеб встал напротив, в тени, и облокотился на перила. Он ждал, пока Аня его заметит. Секунда, две – силуэт выдохнул пар и поднял голову. Все та же родинка на лбу, хотя лицо как будто круглее… или отсвет меняет? Глеб молчал. Аня вскочила, чуть не споткнувшись, спрыгнула со ступенек.
Пробежала мимо.
– Alex! – выкрикнула она, обняла и поцеловала кратко в губы попутчика Глеба, который стоял, добродушно щурясь. – Ich dachte, du werde schon heute nichts kommen[30]
.И только сказав это, она заметила Глеба.
Планка выросла
«Паршивый комп, как в детстве. Глючит».
– …Так что все норм. Зарядка сломалась, вот и не отвечал. Я не задержусь, решил, не буду сдавать билеты. Назад вылечу послезавтра, по плану, конкретно как ты советовал. Маме уже сказал.
Отец по ту сторону экрана, облаченного в голубоватую рамку видеосвязи, снова завис. Лицо его чуть расплылось, увяз в ненарочном стоп-кадре приоткрытый большой рот.
– А я давно предупреждал, Глеб, что никто тебя не ждет, – донесся наконец отцовский голос, как будто из-за помех присвистывающий.
– Ты был прав. Ты вообще прав. Но съездить я должен был. – Глеб теснился на пластиковом табурете. На втором этаже дома, где Аня жила с родителями, в отличие от обустроенного со вкусом первого, многое было сделано из пластика. Матово-белый, будто игрушечный, он скрывал дощатые стены, заполнял пространство навесными шкафчиками, столами и стульями, даже мусорным ведром, куда в отдельный отсек сортировали отходы из опять же пластика.
– Хоть попутешествовал. Сейчас, Глеб, путешествовать атас как тяжко. Я вот что-то простудился, видимо. Надеюсь, не вирус. – Отец кашлянул в кулак специально, так, что ясно было: именно кашлем он как раз не страдает.
– Вирус уже нестрашный, говорят.
– Тем более что я привитый, – произнес отец и замолчал, о чем-то задумался.
Глеб выдержал паузу, вздохнул:
– Ладно, я пойду к ним, а то приехал – и сразу с тобой на полчаса, некрасиво…
– Глеб! Ты не переживай о том, что остальные подумают. – Губы отца сжались, а глаза смотрели грустно. Глаза – Глеб впервые за долгое время обратил внимание – как у него самого, синие.
Попрощались. Глеб вышел из аккаунта, закрыл программу видеосвязи. Старый компьютер мерно трещал. Приятно трещали и липы за окном, буднично моросил треск в ушах. Вшш-пшш.
«Остальные» собрались ужинать на отапливаемой веранде во дворе, ждали Глеба. Аня представила его гостем, старым приятелем из России. Хотя родители смутились, очевидно знали, что это не так. Алекс сидел тут же, за столом со всеми.
Как ни странно, Глеба не особо раздражал Алекс. Тот ведь так и не понял, что произошло. Или понял, но благородно не подал виду. Он налегал на глинтвейн, сидя рядом с Аней. Рюкзак валялся рядом, у ножки стула. Колбаски пожарили на мангале, еще дымящем в углу веранды. Родители Ани устроились в центре стола: высоченный отец чуть не задевал люстру лысиной, а мать, кудрявая дама с такими же птичьими чертами, как у дочери, расхваливала карривурст, то и дело украдкой заглядывая Глебу в глаза – как-то грустно, сочувственно.
– Будете вот эту подлиннее, Глеб? – спросила она по-русски.
Аня их явно не предупредила о его приезде.
– Спасибо, мне лучше бублик, – Глеб указал на тарелку, где лежали здоровенные крендельки. Есть он действительно не хотел, сел поближе к мангалу.
– Das ist das Bretzel[31]
, – поправила Аня.