Как слышно

– Bretzel ist cool! – подал голос Алекс, отхлебывая глинтвейн. – Einige finden Bretzel muss man mit Bier essen, aber am besten schmeckt es wirklich mit Glühwein. Probiere mal[32].

С глинтвейном Глеб тоже пасанул, зато выпил вкусной, отдающей углем газировки. Она приятно жгла горло, пока Алекс опять болтал, спрашивал, и Глеб, сглатывая жжение, вещал ему, как занимался греблей, а сам все больше пялился в темный двор, куда выходила веранда. Заболоченная земля вела в еловые кустарники, за которыми проглядывался низкий заборчик, едва освещенный фонарем с улицы. Глеб между делом спросил, почему фонари ярко-розовые. Родители Ани пожали плечами. Алекс выдвинул теорию, что это как улица красных фонарей, только здесь все не за деньги, а по любви, поэтому и свет розовый. Посмеялся один Глеб.

После ужина он вызвался помочь отнести тарелки и улучил наконец момент, когда словился с Аней наедине – на лестнице, крутой и тоже как будто пластиковой. Глеб спускался за стаканами, а Аня несла наверх посудину со стопкой вилок. Увидев Глеба, она застопорилась, смутилась.

– Прости, я правда не верила, что ты приедешь. Думала, типа приколы твои, ты тогда ведь не смог… Но ты крутой, ты очень крутой, что смог. В моих глазах твоя планка выросла… – Аня бурно зажестикулировала свободной рукой, видимо, пытаясь изобразить некую «выросшую планку». От этого чуть не выронила на ступеньки вилки из посудины. Глеб сделал шаг навстречу, подхватил – почувствовал запах гвоздики и гнилых ягод. Глинтвейном Аня за ужином залилась нехило. – Ну правда… – повторила она.

Глеб прикинул, а не перепутал ли он все-таки адрес дома.

Нет. Не перепутал. Человек перед ним стоял тот же. Просто изменился. На Ане была широченная домашняя футболка Converse, под которой просвечивал стальной крестик. Вот тебе и гранж.

– Мне кажется, нам надо поговорить наедине где-нибудь, – произнес наконец он.

– Да, давай через десять минут в прихожей. – Аня закивала, засуетилась, ускользнула наверх.

Когда Глеб забирал стаканы, на веранде сидел один только Анин отец. Он курил трубку, как настоящий великан из северных сказок. Выпустил дым в потухший окончательно мангал и тихо, почти шепотом сказал Глебу:

– Ты прости нас. И Аню тоже попробуй. Она нам сообщила незадолго до Рождества, что ты не приедешь. Что вы больше не пара. – Он улыбнулся с каким-то вызовом, но не Глебу, как если бы улыбался в лицо самим обстоятельствам, смеялся, намекая, что они не такие проблемные, какими, может быть, хотят казаться.

– Да я не в обиде на нее, – соврал Глеб и добавил уже правдивое: – А на вас тем более.

– Это хорошо. – Анин отец закусил кончик трубки. – Если хочешь пожить у нас какое-то время, мы не против. И, думаю, тебе было бы лучше сюда насовсем перебраться.

– Почему мне?

– Да не только тебе. Подумай сам, я же не знаю, какие у тебя обстоятельства. Но можешь оставаться хоть на месяц, если решишь куда-то здесь поступать.

Уже в прихожей под лестницей Глеб, одеваясь, вдруг понял, что сказать ему Ане особо нечего. В маленькой гардеробной было штук двадцать пустых металлических крючков. Они торчали из черной стены, прибитые сплошняком слишком убористо, и оттого походили на рыбьи зубы. Аня ухватилась за один такой крючок, надевая сапог, потом стала застегивать куртку – не с первого раза справилась с молнией. Глеб вспомнил, как они познакомились, и вроде бы завертелись на языке какие-то нужные слова, но тут спустился, топая, Алекс, и они сдулись напрочь.

– Ich komme mit?[33] – спросил он с беззаботной улыбкой.

– Nein, – отчеканил Глеб. – Wir müssen der einigen Dingen zuzweit besprechen[34].

Лицо Алекса покраснело.

– Leider haben Eltern mir nicht beigebracht, so leicht andere Meinungen zu ignorieren. Beneide diese Fähigkeit[35], – сказал Алекс, и прозвучало это так дебильно, что Глеб даже не стал ничего отвечать. Он посмотрел Алексу в глаза, убеждая себя: если сейчас тот примется настаивать, надо врезать, прям взять за волосы и о крючки, и побоку, ничего личного, просто сколько можно уже препятствий. Алекс, похоже, уловил настрой. Смиряться не спешил, но застыл на месте, выдерживая паузу.

– Пойдем, – дернула Аня Глеба за рукав и бросила Алексу вполголоса, что все ок, что они быстро вернутся.

Алекс вроде успокоился. Глеб мысленно его поблагодарил за это, чему сам удивился.

Долго гулять они и не планировали – всего-то хотели надежно скрыться от лишних ушей.

– На Рейн далеко?

– Далековато, – буркнула Аня.

Вид у нее был деловой, но не суровый, как раньше, а затюканный. Они срезали по диагонали приснопамятный квартал розовых фонарей и очутились на площади, в центр идеального круга которой был вписан немой фонтан. Напротив фонтана стояли в темном безветрии деревянные скамейки. Фонарей не было, только качались те же еловые кустарники, что и во дворе дома, и поблескивала табличка с рисунком пернатой тени. Achtung! Füttern verboten[36].

– На самом деле у меня вообще нет к тебе претензий, – начал Глеб. – Кроме того, что ты не поверила моему приезду, хотя я предупреждал.