Как сохранить семью счастливой? Псково-Печерские листки. Выпуск №2

Учение о духовном значении отцовства и материнства окажется отчасти безпредметным, если не будет рассмотрен основной предмет родительской любви и попечения — дети, притом именно в их детском возрасте. Не только взрослые, но и дети имеют свое особое призвание и назначение в деле строительства Царствия Божия. Ребенок не есть какой-то не настоящий еще человек или недовершенный христианин; нет, с точки зрения Церкви, ребенок вполне человек, вполне христианин. Можно даже думать, что в некоторых отношениях в ребенке лучше всего выражается образ человека вообще и потому именно, что Образ Божий в нем менее поврежден и ярче отражен.

Мало того, дети имеют не только свое особое пред-стояние перед Богом, но и свою миссию, даже свое особое апостольство. Они отнюдь не должны быть только объектами родительской любви и воздействия, но и сами могут быть активными проводниками воли Божией. И чем глубже и полнее родители и старшие вообще поймут то особое назначение и призвание детского возраста, тем правильнее, тем полнее раскроется и духовное призвание родителей и взрослых как таковых. Только отказавшись рассматривать детей исключительно как объект воздействия, только почувствовав и поняв, что Бог дает им особую миссию и даже, наконец, только научившись учиться у детей, можно плодотворно учить их самих и вообще быть им полезными. Благотворное воздействие на детей может быть только взаимодействием.

Итак, вдумаемся в то, как именно Образ Божий раскрывается в детях с младенчества и даже в некоторой мере до юношества включительно, и как и чем обогащается человечество от присутствия детей.

Не в безгрешности детей, как думают многие, здесь дело. Идеализировать детей не следует. Даже младенцы не безгрешны. Святое крещение дает возможность преодолевать силу первородного греха, но она все же остается. И дело вовсе не в очень относительных детской чистоте или незлобивости или безкорыстности, а в детской простоте и доверчивости. В этом дети, действительно, приближаются к святости и наряду со святыми могут быть незаменимыми проводниками божественного света. За детской простотой и доверчивостью и за их непамятозлобием обнаруживается неомраченная вера в добро.

Дети видят в других самое лучшее и к этому лучшему обращаются. Светлое око видит все светлым. Это аксиома[7] духовной жизни. И на вершинах святости — святые люди — видят всех хорошими, т. е. видят во всех Образ Божий. В этом дети и похожи более всего на святых, и в этом и заключается их, можно сказать, благодатная сила. Преподобный Серафим Саровский ко всем приходящим к нему обращался со словами «радость моя», и это он говорил искренне. А такое обращение к лучшей части человека, к Образу Божию, сокрытому в нем, пробуждает этот Образ, вызывает к жизни это лучшее в человеке. В этом и сказывается преображающая мощь Любви и сила детской богообразной доверчивости и простоты.

Потому-то присутствие ребенка, не только младенца, но, можно сказать, юных существ вообще вносит радость. Своею доверчивостью дети апостольствуют, свидетельствуют о свете, выполняют свою светлую миссию. Мы, взрослые, чаще отравляем друг друга осуждением и подозрительностью. Имея перед собой, в своем доме, такую живую, светлую икону, родители не могут смотреть на своих детей только как на пассивные объекты своей любви и своих педагогических устремлений, а как на посланных Богом активных сочленов своей малой церкви, у которых есть чему поучиться. В истинно христианской семье дети могут в некоторой мере стать живой, воплощенной совестью своих родителей и старших. Если это сознается, то это способствует возрастанию в самих детях чистой совести и светлого начала вообще. К этим свойствам детей надо прибавить еще их беззащитность и безпомощность и связанное с этим их непроизвольное смирение, обращенность к выше их стоящим силам и присущее детям сознание тайны и таинственности мира.

Все это вместе взятое делает их благоговейными, а в старших, в родителях в особенности, возбуждает активную, любовную заботливость и бережность в отношении детей. Любить детей естественно, и недаром тех, кто их не любит, называют безчеловечными, потому что в детях мы любим лучшее, что есть в нас самих. Поэтому и каждого человека легче всего любить тогда, когда видишь, что в нем сохранилось и проступает нечто детское. Иногда случается: видишь напыщенного человека, исполненного сознания многих своих достоинств, заслуг и полученных отличий (вспомним стихотворение гр. А. Толстого: «Ходит Спесь, надуваючись»[8]), и трудно подступиться к такому спесивому человеку, а еще труднее его полюбить… Но вот неожиданно мелькнет в нем нечто детское, некоторая, например, безпомощность, или вдруг блеснет слеза от приключившегося потрясения, или засветится улыбка восхищения… и вот сердце загорается теплотой в отношении этого человека…