Как созвучны иволга и Волга!

Эпоха, где все говорят
Умело, умно и упруго,
Стихами блестяще сорят,
Но мало кто слышит друг друга.

Особица в каждой душе

Предания, веры, замаха…
Такое бывало уже,
Пример – времена Каллимаха.

Писал треугольной строфой

И в прочем слыл многих умнее,
Но греки читали Сапфо
Но греки читали Алкея.

В уме – разнобой, суета,

Их блески – алмазное свинство,
Лишь тайная чувств простота
Всё розное сводит в единство.

Но тропы в неё далеки:

От Каллимаховой арки —
Четыреста лет до Луки,
Пятнадцать веков до Петрарки.

Чернокрылая бабочка

Чернокрылая бабочка с жёлтой каёмкой на крыльях
Сумасшедше проснулась двадцатым числом октября.
В приболотных полянах не видно цветов изобилья,
Только жёлтые листья пластают трава и земля.

Скудным северным солнцем прогрело подсохший торфяник

На угрюмой дороге, хранящей гулагскую быль.
Чернокрылая бабочка нежные усики тянет,
Согревается тельцем, усевшись на тёплую пыль.

Опозданье? Обман? Козни смерти, запрятавшей лето?

Или благость богов и удачи лукавящей дар?
Чтобы только на день прикоснуться небесности света
И, увы, никогда не испить мироносный нектар.

По торфяным карьерам голы ивняки и берёзы,

Только мох всё свежей зеленеет в мазутную водь…
Чернокрылая бабочка, – счастье моё ты и слёзы! —
Я и сам ведь не там, где мне тропы назначил Господь.

«Пережить бы эту зиму…»

Пережить бы эту зиму,
перейти бы этот снег,
не теряя глаз любимых,
не смыкая век навек.

Но от голода усталость,

тяжело идти по льду,
сил почти что не осталось:
дунет ветер – упаду.

Ты не дуй, морозный ветер,

не вали меня в сугроб:
слишком дорог, слишком светел
для меня хрустальный гроб.

Не скользи с-под ног, дорога:

слишком лёгок этот путь —
в ледяном дыханьи
Бога без страдания уснуть.

«Бывают же такие октябри!..»