Читаем Как сперли ворованный воздух. Заметки о «Тихом Доне» полностью

Несколько лет назад в одном московском архиве мне попала в руки нетолстая канцелярская папка: « Акт осмотра тела В. И. Ленина 7 января 1934 г. в мавзолее В. И. Ленина » [17] . Внутри – полуистлевшие листы с пляшущей машинописью. Есть там и такие строки: « Комиссия считает необходимым подчеркнуть, что результаты сохранения тела В. И. Ленина представляют собой научное достижение мирового значения, не имеющее процендентов  в истории ». Академики, чьи подписи стоят под актом, к началу 30-х уже привыкли подписывать, не глядя. Но кто поверит, что машинистка, закончившая курсы ликбеза и пишущая « процендент » (откликнулись перевыполненные проценты первых пятилеток) могла бы изваять нечто большее, чем, скажем, жалобу в профком?

Покажем, что уровень образованности той безымянной машинистки ни в коей мере не сравним с грамотностью М. А. Шолохова. Несравним, потому что машинистка насмешила только раз, а будущий нобелевский лауреат выступает в роли коверного едва ли не на каждой странице своих рукописей. (Для писателя по русскому языку у него даже не двойка – твердый нуль .)

Внимательный читатель на первой же странице шолоховских «черновиков» споткнется о странное словцо в начале шестой строки текста: « стрЯмя ( Дона ») (1/1).

Написание «стрямя». Рукопись «Тихого Дона», 1/1

Это можно было бы принять за «описку опережения» (законное «я» следует через букву), однако и прочего, необъяснимого текстологической наукой, насилия над языком в рукописи немеряно. Уже на следующей странице: «… получила вместе с накваской увесистую взашеину , такую тяжелую, что половЕнА  накваски пролила споткнувшись ».

«жОвотом» (животом) 2/81

Среди донских диалектизмов в речи героев ошибки в авторской речи не так заметны… Но откроем наугад… Чего стóит, например, такое: « затУпотал » вместо « затопотал » (1/52) <…> « привалясь спиной к подушке, поставленной сторчмя » (2/37). (В протографе, видимо, было « стоймя »; в издании «… поставленной торчмя » – 2, VIII, 154); « жеВЛаки » (1/1);  « комки жеВЛаков » (2/39); «… оттеняли белизну эксельбантов » (2/89); « за бИчевкой » (2/55); « нЕ при че м » (2/64; 3/5; 4/84); «… копает,   кык кобель хориную норЮ » (2/92; так и в издании, с. 234).

Заглянем в «черновики» третьей части романа. Разумеется, нас в первую очередь интересует авторская речь: « все домаЧние » (3/2); « дыбились задраТые  оглобли повозок » (3/3). Так и о пристреленной лошади: « Задняя нога ее, дико задраТая  кверху… » (3/65; так и на с. 66); « на речЬку » (3/11); « провздел  руку в темляк » (3/28); « пРОтянку  высушить » (3/41); « за плечЬми » (3/52). « вправе » (3/74; в значении «справа от»); « сотрясая в багровопрожилах  сумки щек » (3/65; то есть сумки щек в багровых прожилках); « доктор иронически   вспялил   по верх  пенсне брови » (3/65); « пулемет взлохматил тишину пронзительным сорочиным  чечеканьем » (3/75; « сорочьим  чечеканьем »); « кланялся, трЕс  плешиной » (3/76); « достать из-пазухи  письмо » (3/76); и « проиграем кОмпанию » (3/109) и « пример из русско-японской кОмпании » (3/111); это слово писец воспроизводит то неправильно, как здесь, то правильно).

Продолжим ряд, обратившись к «беловикам» третьей части: « шел к проштрАШемуся » (проштрафившемуся 3-бел/6); « берет ступенЬчатую  высоту » (3-бел/6).

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

История / Литературоведение / Образование и наука / Культурология