Несколько лет назад в одном московском архиве мне попала в руки нетолстая канцелярская папка: «
Акт осмотра тела В. И. Ленина 7 января 1934 г. в мавзолее В. И. Ленина
»
[17]
. Внутри – полуистлевшие листы с пляшущей машинописью. Есть там и такие строки: «
Комиссия считает необходимым подчеркнуть, что результаты сохранения тела В. И. Ленина представляют собой научное достижение мирового значения, не имеющее
процендентов
в истории
». Академики, чьи подписи стоят под актом, к началу 30-х уже привыкли подписывать, не глядя. Но кто поверит, что машинистка, закончившая курсы ликбеза и пишущая «
процендент
» (откликнулись перевыполненные проценты первых пятилеток) могла бы изваять нечто большее, чем, скажем, жалобу в профком?
Покажем, что уровень образованности той безымянной машинистки ни в коей мере не сравним с грамотностью М. А. Шолохова. Несравним, потому что машинистка насмешила только раз, а будущий нобелевский лауреат выступает в роли коверного едва ли не на каждой странице своих рукописей. (Для писателя по русскому языку у него даже не двойка –
твердый нуль
.)
Внимательный читатель на первой же странице шолоховских «черновиков» споткнется о странное словцо в начале шестой строки текста: «
стрЯмя
(
Дона
») (1/1).
Написание «стрямя». Рукопись «Тихого Дона», 1/1
Это можно было бы принять за «описку опережения» (законное «я» следует через букву), однако и прочего, необъяснимого текстологической наукой, насилия над языком в рукописи немеряно. Уже на следующей странице: «…
получила вместе с накваской увесистую взашеину
,
такую тяжелую, что
половЕнА
накваски пролила споткнувшись
».
«жОвотом» (животом) 2/81
Среди донских диалектизмов в речи героев ошибки в авторской речи не так заметны… Но откроем наугад… Чего стóит, например, такое: «
затУпотал
» вместо «
затопотал
» (1/52) <…> «
привалясь спиной к подушке, поставленной
сторчмя
» (2/37). (В протографе, видимо, было «
стоймя
»; в издании «…
поставленной торчмя
» – 2, VIII, 154); «
жеВЛаки
» (1/1); «
комки
жеВЛаков
» (2/39); «…
оттеняли белизну
эксельбантов
» (2/89); «
за бИчевкой
» (2/55); «
нЕ при че
м
» (2/64; 3/5; 4/84); «…
копает,
кык кобель хориную
норЮ
» (2/92; так и в издании, с. 234).
Заглянем в «черновики» третьей части романа. Разумеется, нас в первую очередь интересует авторская речь: «
все
домаЧние
» (3/2); «
дыбились
задраТые
оглобли повозок
» (3/3). Так и о пристреленной лошади: «
Задняя нога ее, дико
задраТая
кверху…
»
(3/65; так и на с. 66); «
на речЬку
» (3/11); «
провздел
руку в темляк
» (3/28); «
пРОтянку
высушить
» (3/41); «
за плечЬми
» (3/52). «
вправе
» (3/74; в значении «справа от»); «
сотрясая в
багровопрожилах
сумки щек
» (3/65; то есть сумки щек в багровых прожилках); «
доктор иронически
вспялил
по верх
пенсне брови
» (3/65); «
пулемет взлохматил тишину пронзительным
сорочиным
чечеканьем
» (3/75; «
сорочьим
чечеканьем
»); «
кланялся,
трЕс
плешиной
» (3/76); «
достать
из-пазухи
письмо
» (3/76); и «
проиграем
кОмпанию
» (3/109) и «
пример из русско-японской
кОмпании
» (3/111); это слово писец воспроизводит то неправильно, как здесь, то правильно).
Продолжим ряд, обратившись к «беловикам» третьей части: «
шел к
проштрАШемуся
» (проштрафившемуся 3-бел/6); «
берет
ступенЬчатую
высоту
» (3-бел/6).