На этот раз я был командиром, а нас было гораздо меньше. Во время некоторых визитов я был один, поэтому был гораздо более открытым и откровенным, высказывая свое мнение о космической политике, которое было основано на реальности, а не на идеологии. Я высказал свое мнение, которое сенаторы и конгрессмены, казалось, оценили, и со стороны НАСА не было возражений. Одним из ключевых моментов, на который я обратил особое внимание, было то, что космическая политика в первую очередь должна определяться ракетостроением, а не политическим курсом. Под этим я подразумевал то, что мы не можем резко менять космическую политику через каждые четыре или восемь лет только потому, что следующий президент ненавидит предыдущего и хочет следовать другой идеологии. Космос жесток, и его не волнуют политические взгляды, его волнует только второй закон Ньютона, который гласит, что сила равна массе, умноженной на ускорение (F = m × a). И каждый раз, когда я затрагивал тему «ракетостроение против политики», слышал громкие одобрительные возгласы. Один из членов комитета закурил, повернулся к своему помощнику и сказал: «Запишите это», и меня действительно процитировали на слушаниях в его комитете на следующей неделе.
Все без исключения члены клуба согласились со мной, сказав: «Вы совершенно правы, и если бы не люди по другую сторону прохода, мы могли бы сделать то или это». Я бы посмеялся про себя, если бы это не было таким трагическим комментарием к политической системе двадцать первого века. С тех пор я пришел к выводу, что наша двухпартийная система находится в кризисе и нам необходима третья – центристская партия, которая будет представлять интересы большинства американцев. Проблемы, возникающие из-за некорректного поведения идеологических противников, весьма серьезны, потому что негативным образом сказываются на реализации космической программы. Нам нужно внести некоторые фундаментальные изменения в наш политический курс, и как можно скорее. Но это тема для другой книги.
В качестве астронавта я еще несколько раз имел возможность побывать с визитом в Белом доме. После аварии «Колумбии» в 2003 году президент Буш пригласил семьи экипажа «STS-107» в Вашингтон, и я отправился с ними в качестве одного из их семейных сопровождающих. С нами провели соответствующий инструктаж. Ожидалось, что встреча будет очень непродолжительной. Члены семей сфотографируются с президентом, обменяются с ним несколькими словами, это будет все. Но когда мы приехали, нас встречали президент Буш и его супруга. Они пригласили всех в Овальный кабинет, чтобы сделать групповую фотографию. Всего было не меньше тридцати человек: члены семей, сопровождающие их астронавты, сотрудники штаб-квартиры НАСА. Затем для нас устроили экскурсию по всему Белому дому. Я думаю, нам показали каждую комнату. Президент рассказывал об истории каждой вещи, каждой детали интерьера. Это произвело на меня очень сильное впечатление.
После экскурсии мы снова собрались в Овальном кабинете. Кто-то из детей спросил: «А у вас есть собака?» Президент улыбнулся, ответил: «Да», и внезапно позвал: «Барни!» Дверь в стене открылась, и через несколько секунд в комнату вбежал высокий мужчина в оттопыренном костюме, в темных очках и с наушниками, держа на руках шотландского терьера. Он поставил собаку на ковер, и дети с радостью стали носиться за маленьким песиком по южной лужайке, с агентом секретной службы, бегущим следом за ними. Они загнали собаку так далеко, что мы с трудом видели их. Потом они вернулись вслед за Барни, который к этому моменту так тяжело дышал, что я подумал, что он сейчас умрет. За ними следовали агенты «Джей» и «Кей». Появился еще один агент, который подхватил и унес бедного пса через дверь в другой стене. Вскоре после этого наш визит закончился. Вся группа, независимо от политической принадлежности, была поражена тем, как много личного времени и внимания президент уделил нам. Он был искренне обеспокоен будущим космической программы, лично пытался утешить семьи, которые так сильно страдали. Для меня это был урок поведения истинного лидера.