Как сторителлинг сделал нас людьми

Адольф Гитлер – яркий пример человека, на которого оказал влияние мир фантазий. Музыка, которую он любил, не сделала его лучше. Она не смягчила его и не заставила быть более терпимым к тем, кто был на него не похож. Напротив, Гитлер стал причиной войны, которая унесла более шестидесяти миллионов жизней; это произошло не вопреки его любви к искусству, но отчасти из-за нее.

Искусство было для Гитлера способом управления и тем, ради чего он это делал. В книге «Гитлер и сила эстетики» (Hitler and the Power of Aesthetics) Фредерик Споттс пишет, что главные цели фюрера были не столько военными или политическими, сколько творческими в самом широком смысле этого слова. Третий рейх должен был стать государством искусств. Споттс подвергает сомнению точку зрения тех историков, кто считает интерес Гитлера к искусству ложным или связанным исключительно с пропагандой: «Искусство вызывало у него столь же сильный интерес, как и расизм; не учесть этого было бы огромной ошибкой»[259].

Рис. 44. Адольф Гитлер репетирует позы перед выступлениями на публике. Однажды Гитлер назвал себя «величайшим актером Европы»[260]. Фредерик Споттс соглашается с этим и говорит, что актерское мастерство Гитлера помогло ему загипнотизировать и мобилизовать немцев. Посмотрев «Триумф воли» (Triumph des Willens) пятнадцать раз, Дэвид Боуи сказал: «Гитлер был одной из первых рок-звезд. Он не был политиком; он был артистом. Как он работал с аудиторией! Он заставлял женщин падать в обморок, а мужчин – желать оказаться на своем месте. Мир никогда не увидит ничего подобного. Он превратил Германию в арену для своего шоу»[261]

Вечером 10 мая 1933 года нацисты по всей Германии сжигали книги, написанные евреями, модернистами, социалистами, большевиками и просто теми, кто «не соответствовал духу нации»[262]. Это был акт очищения немецкого языка. Десятки тысяч немцев в Берлине слушали речь Йозефа Геббельса, который кричал: «Нет упадничеству и моральному разложению! Да – приличию и морали в семье и государстве! Предавайте огню Генриха Манна, Бертольта Брехта, Эрнста Глазера, Эриха Кестнера». С ними на кострах пылали и детища Джека Лондона, Теодора Драйзера, Эрнеста Хемингуэя, Томаса Манна и множества других писателей.

Вдохновленные музыкой Вагнера, нацисты понимали, что персонажи книг чрезвычайно влиятельны и опасны. Они уничтожали их, чтобы было легче начать уничтожать живых людей.

Среди книг, сожженных в 1933 году, была пьеса «Альманзор» (Almansor), написанная в 1821-м немецко-еврейским писателем Генрихом Гейне. Именно оттуда знаменитая пророческая строчка: «Начав сжигать книги, они непременно станут сжигать и людей»[263].

8. Истории из жизни

– Сколько мне было лет, когда ты первый раз взял меня в море?

– Пять, и ты чуть было не погиб, когда я втащил в лодку совсем еще живую рыбу и она чуть не разнесла все в щепки, помнишь?

– Помню, как она била хвостом и сломала банку и как ты громко колотил ее дубинкой. Помню, ты швырнул меня на нос, где лежали мокрые снасти, а лодка вся дрожала, и твоя дубинка стучала, словно рубили дерево, и кругом стоял приторный запах крови.

– Ты правда все это помнишь или я тебе потом рассказывал?

– Я помню все с самого первого дня, когда ты взял меня в море[264] [265].

Эрнест Хемингуэй. Старик и море

К тридцати одному году Дэвид был пьяницей и наркоманом. Перед тем как его уволили, был праздник Святого Патрика[266], и он как следует расслабился; однако назавтра пришлось расплачиваться. Бледный как мертвец, он еле дотащился до редакции, в которой работал, – единственным способом хоть как-то прийти в себя было втянуть пару полосок с края рабочего стола. Редактор вызвал его и сказал, что он может остаться на работе только при условии посещения реабилитационного центра. «Пока я на это не готов», – ответил Дэвид.

Он покорно очистил свой стол, после чего зазвал в бар своего лучшего друга, Дональда. Весь день они пили пиво и виски. Из одного заведения их вышвырнули, и они подрались на парковке. Дональд разозлился и отправился домой. Дэвид отправился в следующий бар: ему хотелось выпить и выместить свою злость на друга.

Он позвонил Дональду. «Я сейчас приду», – пригрозил он.

«Не делай этого, – ответил Дональд, – у меня есть пушка».

«Да ну? Тогда я точно иду».

Дэвид дошел до дома Дональда или доехал – точно он не помнил. Ему быстро наскучило стучаться в запертую дверь, так что он принялся колотить и толкать ее руками и плечами.