Как ты ко мне добра…

И все-таки… и все-таки она была права, что-то бесконечно упростилось в Ветином представлении о мире, рухнула, рассыпалась сказка, увяла тайна, в мире больше не существовало дикой Африки, населенной Бармалеями, львами и крокодилами, не было больше далекой Индии чудес, исчез, растворился в прошлом волшебный базар «Багдадского вора», это были сказки. Везде была земля, везде была трава, росли деревья, ползали муравьи и жили люди, в общем-то одинаковые, работали, пели песни, смеялись, целовались, думали о том же, о чем думала она, только другими словами, на других языках. И это было невероятно печально.

Глава 25

В августе наступила тишина, все разъехались, город затих. Вета без толку слонялась по дому и обрадовалась, когда как-то вечером к ней неожиданно пришла Таня. Таня молча прошла в комнату, села и стала смотреть на Вету так, как будто она должна была о чем-то догадаться, но никак не догадывалась.

— Что ты молчишь? Случилось что-нибудь? — спросила Вета.

— Нет.

— Чего же ты тогда?..

— Мне нужны ключи.

— Какие ключи? — не поняла Вета.

— От твоей квартиры, хоть на два-три дня. Нам со Славиком, понимаешь?

Вета не понимала.

— Но мы же здесь сами живем. И Мария Николаевна целый день дома, не выходит, ты же знаешь…

— А у матери?

Вета растерялась. Конечно, у нее были ключи от маминой квартиры, но как она могла, какое имела право? Там чистый, хороший, добрый дом, там Ирка, там никогда не было ни грязи, ни пошлости, ни чужих людей… Нет, конечно, Вета все понимала и не осуждала Таню, но все это не могло ее касаться, и она покачала головой.

— Нет, Таня, это невозможно.

— Что же делать? Если я сейчас не найду квартиру, он уедет. И тогда все кончено.

— Может быть, тебе стоит поехать с ним?

Таня наклонила хорошенькую головку на плечо и во все глаза уставилась на Вету.

— Ты что, не в своем уме? — вдруг сказала она незнакомым Вете голосом. — А кто меня звал туда? Где ты живешь, на земле или на небе?

— Я не понимаю, зачем же ты тогда…

— Хочу! — сказала Таня и от злости даже оскалилась. — Хочу с ним спать! Уедет — тогда настрадаюсь. Ты что, про такие вещи не слыхала?

— Тише, — сказала Вета, — тише, мы не одни. Про все я слыхала и все-таки думала, что ты совсем другая. Ты молчала, и я думала, что ты живешь и чувствуешь, как я. Это я виновата. Ты так хорошо молчала.

— Да брось ты эти глупости наконец! Очнись, придумай что-нибудь. Ну хоть на одну ночь, на сегодня. Он там внизу ждет. Мы тихонько пройдем, никто не услышит, и утром рано уйдем. Хлопнем дверью, и все. И никакие ключи не нужны, если ты боишься. А ты уезжай туда, слышишь? Ну, выручай!

— Нет, — сказала Вета, — ты извини, этого я не могу. Не могу я этого!

— Ну и сдохни здесь одна! Собака на сене! Потому тебе и счастья нет на свете!

Таня вылетела вихрем, грохнула дверь, задребезжали стекла. Вета угрюмо сидела на кровати. Неужели она должна была уступить? И тогда они прокрались бы сюда, как воры, и кинулись бы в эту кровать, и обнимались бы здесь, и безумствовали бы, как когда-то они с Ромой. Она не хотела этого. Она все понимала и все-таки не хотела, это было ее место, ее гнездо и больше ничье. Ей было противно. И горький осадок, и сожаления, и неуверенность в своей правоте, еще какие-то страхи и подозрения мучили ее, мешали жить. По ночам ей снились нелепые сны, она куда-то бежала, торопилась догнать кого-то, но ноги не шли, прирастали к земле, и Мария Николаевна строго смотрела на нее темными неподвижными глазами, и Рома стоял к ней спиной и сердился, подняв плечи, и она никак, никак не могла заглянуть ему в лицо, он его отворачивал, прятал, потому что это был совсем не Рома, а кто-то другой, чужой, кто только подделывался под Рому, а Мария Николаевна знала и не хотела ей помочь.

Утром она встала измученная, встрепанная и вдруг решила — нечего ей киснуть одной, надо разыскать кого-нибудь живого, девчонок из своего класса. Как давно она их не видела, не хотела никого видеть! И очень глупо делала. Ведь они свои, родные, не то что Таня, а Тане она доверилась. Она покопалась в книжке и нашла телефон Нади Сомовой. Только бы она была дома!

— Надя! Не узнаешь? Это я, Вета. Тысячу лет не виделись, ничего про тебя не знаю, давай встретимся.

Вета ехала и радовалась, как будто это было настоящее свидание. Они встретились у Большого театра, в сквере, плюхнулись на скамейку и так и не вставали с нее два часа. Скорее, скорее, скорее Вета рассказала все про себя, про Рому, и про маму, и про Марию Николаевну. Ей хотелось скорее освободиться от самого трудного, самого мучительного.

— Как я рада, что мы встретились, — бормотала Вета, — как я рада… А ты, Надя? Как Валька? Вы вместе? Какая ты счастливая…

Надя качала головой.

— Нет, ты не думай, все совсем не так просто.

— Ты не говори, если не хочешь. Главное, ведь ты его любишь?

— Я его люблю.

— Вот и все, вот и все! И больше ничего не надо! Я же его помню. Я помню вас обоих, на катке, тебя в черном пальто с помпончиками и его в синей шапочке…

— Господи, когда это было!