Читаем Как ты ко мне добра… полностью

Они качали головами, плакали, всплескивали руками; пригревало мягкое солнце, взлетали и опадали струи фонтана, взблескивали на солнце, мелкие брызги летели по ветру. Как хорошо, что они встретились.

На день рождения к Райке народу пришло совсем мало, и все сразу принялись шепотом перемывать друг другу косточки. Вета в один миг узнала тысячу новостей. Зойка была на содержании у любовника своей матери, потом сбежала от него и сейчас напропалую идет по рукам. Но дорого. Лялька Шарапова еще девица! Сдохнуть можно со смеху! Но она не теряет надежды, нашла какую-то интеллигентную сводню, которая подбирает женихов по интересам, представляете? Хотела бы я посмотреть на такого женишка! У Ирки Солдатовой муж — простой рабочий, по этому поводу Ирка начинает с будущего года ишачить, а муж, наоборот, пойдет учиться. Розка — ненормальная, вся в науке и морских свинках. Танька Яковлева живет — блеск, ворует в магазине, стала толстая как свинья. Юрик растет дефективный, весь в своего папашу, который совсем сбрендил и пошел зачем-то в медицинский, что ему там делать? Разводиться не разводится, а живет в общежитии, голодает и еще посылает своему отпрыску какие-то гроши, над которыми вся Танькина семья помирает со смеху. У Надьки Сомовой сожитель — алкаш, она только и знает, что подтирает под ним лужи и прячет синяки. У Ветки… ах да, извини… Ирка Куренкова… Райка Абакумова… Может быть, все это было сказано и не разом, и не кем-то конкретным, а как-то всеми понемножку, и, может быть, не было здесь настоящей злости, а больше так, удаль, — и все-таки Вете стало страшно. Куда делись милые ее девчонки? Что с ними случилось за эти годы, что так они озлобились? Почему с такой страстью искали они себе поживы в ошибках и несчастьях других людей, чего им не хватало в жизни, чтобы быть хоть чуть-чуть милосердными? Ведь были же они когда-то другие — сердечные, веселые, нормальные… А она-то, Вета, еще думала, что о ней никто и ничего не знает. Какая наивность! Что же они говорили о ней? Что она тоже ненормальная, от мужа бегала, загнала его в гроб?.. Да, наверное, что-нибудь в этом роде, а может быть, и еще похуже. Ну так что, встать и уйти? Глупо. И куда уходить? К кому? Разве у нее есть выбор? Вот это и есть ее судьба, ее друзья, ее жизнь. Вета сидела бледная, растерянная, молчаливая.

— Вета, ты чего? — спросила ее Райка. — Ешь винегрет, мясо возьми, мясо очень вкусное.

— А вы заметили, девочки, как нас стало мало, — сказала Надя и подняла свои тяжелые блестящие ресницы, — может быть, от этого мы какие-то не такие, какие-то ненастоящие. Может быть, и не надо собираться каждый год, а только по круглым датам? В общем, получается одна формальность.

— Если не хочешь, так и не ходи…

— А как же Райкин день рождения?

— А вы ее спросили? Звала она вас? Может, она давно хочет свой день рождения справлять по-своему?

— Ну что вы, девчонки, честное слово! Я гордилась всегда, что именно ко мне все приходят. Я этого дня всегда жду, радуюсь. При чем здесь день рождения? Это же так, только повод. А если мы все вдруг возьмем и потеряемся, что же тогда? Значит, все? Не было никакой школы, не было никакой дружбы, не было десятого «Б»?

— Был! Был! Был! — закричали все разом.

— И поменьше трепать языками!

— А если не посплетничать, то зачем мы сюда приходим? Без сплетен жизнь совершенно теряет вкус, и все любят сплетни, а кто говорит, что не любит, тот врет и прикидывается…

«Ну что же я молчу? — думала Вета. — Только что ужасалась, возмущалась и… молчу?»

— Это все потому, — шумели девчонки, — что наши духовные лидеры не выступают. Или вовсе не приходят, или молчат в тряпочку.

— Вета, скажи что-нибудь умное!

— Я ничего умного не знаю.

— Ну скажи глупое, все равно, скажи что-нибудь.

Вета встала. Зачем она встала? Тишина наступила напряженная, недобрая. Вета помолчала и сказала:

— Наш класс всегда был языкатый, это ничего, это еще вытерпеть можно. Главное — ради чего…

— Слушайте, как умно!

— Я хочу сказать, — повысила голос Вета, — что время очень трудное — молодость. Это все вранье, что у нас сейчас самый счастливый возраст. Поднимите руку, кому легко жилось эти годы? Кто не измучился, не исстрадался, не путал, не отчаивался? Есть такие? Нет таких. Может быть, я и не права, но мне не понравились все эти разговоры. Может быть, я их не так поняла… Конечно, если над собой не посмеяться, то совсем можно свихнуться от тоски. Но нам надо… так или иначе, а надо как-нибудь перезимовать.

Вета села, наступило молчание.

— Чего там, правильно, Ветка! Молодец!

— Девчонки, давайте вспомним что-нибудь самое-самое хорошее, что было в нашей жизни! Ну, кто первый?

— Майские праздники, демонстрация!

— Каникулы!

— Девчонки, а помните…

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги