Там в палате, среди запахов лекарств и каких-то старческих выделений я поцеловал её, взял за руку, и меня накрыло такими волнами сострадания, чего не случалось уже лет пять, с тех пор, как мне самому было очень плохо при протекании процесса, называемого «взрослением».
Когда я уходил, глаза мои блестели, наполнившись жгучей влагой, мне пришлось идти промывать их в местном туалете. Выглядел он печально, под стать всей Первой Градской больнице, основанной на деньги князя Голицына для самых малоимущих слоёв населения, а покинув её пределы и ощущая себя змеёй, сбросившей старую кожу и ещё не успевшей нарастить новую, я думал о человеческой боли, физической и душевной, существующей для того, чтобы испытывать радость жизни от одного только её отсутствия.
Уже вечером, проанализировав последние сутки, я пришёл к выводу, что никаких перемен характера у меня вчера не происходило. Выходит, все эти бумажки-промокашки с зодиакальными символами – всего лишь глупая псевдозагадочная интрига, чтобы заинтересовать интеллигентных людей необычным приключением и сделать постоянными покупателями, то есть подсадить, потому что стимуляторы просто приносят уверенность и ещё под ними можно много работать – для этого их и употребляют.
Но с другой стороны, кое-что изменилось, ведь в процессе вчерашних размышлений я лишился настолько глубинных страхов, о существовании которых даже не подозревал и просто открылся миру, не постеснявшись собственного сострадания.
Однако у Илюши всё прошло по-другому. После подробного телефонного разговора мы оба пришли к выводу, что так, как он осознавал и ощущал себя прошлым вечером и ночью, в классической психиатрии называется «мания величия». Он даже написал концепцию своего дальнейшего развития и теперь не мог понять, чего же в ней больше – ложного ощущения избранности или фантастической глупости. Сейчас же он стеснялся этого состояния, но Илюше хотелось повторить его ещё раз – видимо, оно сильно ему понравилось. Поэтому, стараясь рассуждать здраво, он признал «зодиак» слишком опасным веществом.
– Знаешь, а со мной ничего ужасного не случилось. Наоборот, я кое-что понял.
– И хотел бы снова ощутить подобное? – настороженно поинтересовался Илюша.
– Думаю, теперь это есть во мне самом.
– По-моему это ещё хуже.
– Даже если речь о бережном отношении к другим людям?
– У меня одна знакомая художница, когда у неё обострилось чувство сострадания, на глазах у своего мужа пустила жить двух бомжей к себе в мастерскую. Надеюсь, ты к подобному не придёшь.
– Ну, это явно расстройство психики…
– А от наркотиков с ума люди и сходят, уж поверь мне, как я в Индии этого насмотрелся! То, что мы употребили – была, по ходу, какая-то суровая смесь стимуляторов с психоделиками, а своей болтовнёй он просто пытался нас заинтриговать. И хорошо, что мы ещё немного приняли! – заключил он в конце нашего разговора, – Я этому знакомому, который нас свёл, уже сказал, что больше никаких с ним дел иметь не хочу, а что касается Арсения… Я бы сам сдал его мусорам, если б не знал, как там у них всё работает! Но пусть лучше люди едят обычные промокашки или кокаин нюхают – у кого деньги есть, только не надо им по недорогой цене таблетки для безумия раздавать! И, думаю, я найду способ, как ему помешать.
В последующие дни, поглощённые текущей работой, к этой теме мы с ним не возвращались. Лишь однажды Илюша упомянул о Насте, которую той ночью посетило состояние влюблённости, и она, стараясь быть откровенной, рассказала ему слишком много подробностей из своей жизни, испытав затем настолько сильное чувство неловкости, что у них так ничего и не сложилось.
Тем временем тёплая осень Года Дракона продолжалась, но где-то за её пределами уже формировались событийные линии возможного будущего, рождавшие смутное ощущенье тревоги. Приближался ноябрь, а вслед за ним и зима, которая больше не казалась мне прекрасной, и я теперь не совсем понимал, куда мне двигаться дальше. Не смотря на видимость некоторого оживления кинопроцесса, конкретной работы у меня по-прежнему не было, только смутные предложения сделать что-нибудь на перспективу. Конечно, я писал бесплатно для выпускников режиссёрского факультета и пытался общаться с какими-то мутными людьми, гордо называвшими себя кинопродюсерами, но что из этого выйдет, оставалось неясно.
Наши же отношения с Илюшей стали меняться в сторону совсем рабоче-исполнительских, складываясь по принципу «начальник-подчинённый», и чем больше мы зарабатывали денег, тем более официозными они становились. Подобные истории слишком часто заканчиваются взаимными упрёками, обидами и последующими ссорами, поэтому, когда мою маму выписали из больницы и, почувствовав себя лучше, она вернулась к работе, я уже понял – мне придётся уйти. Конечно, тогда я потеряю единственный стабильный источник доходов, но зато сохраню с ним хорошие отношения, поэтому мы решили добить все совместные дела за остаток года и расстаться как сотрудники компании, дабы сберечь нашу дружбу.