Как убить свою семью

Я назначила Торпа адвокатом на приемлемых условиях уже из Лаймхауса. Тогда же поняла, что для Виктории Герберт важнее была самореклама, чем работа: гламурная бойцовская собака в суде. Она появилась в журнале «Грация» сразу после статьи обо мне, делала вид, будто отмахивается от похвалы, и злоупотребляла словом «уполномоченный». Торп предложил мне схему «Покупайте сейчас, платите потом», ведь только так я могла позволить себе адвоката с ошеломляющим гонораром. Причина была понятна — он хотел огласки, и я могла обеспечить ее в избытке. Скорее всего, он нацелился на повышение до королевского адвоката и почувствовал, что медийное дело об убийстве поднимет его рейтинги. Торп был настоящим шоуменом. Во время громких процессов СМИ не уставали писать о его убедительности, красноречии и привычке стучать кулаком по столу, самоотверженно защищая клиента. У Торпа был космический показатель успеха, так что я могла быть спокойна по поводу выплат. Что бы ни случилось, у меня будет достаточно денег, чтобы нанять его на постоянную работу, как только я предъявлю права на империю Артемисов. Заслуга Торпа в том, что он раскрыл все возможные недостатки в процессе и использовал прессу, чтобы их подчеркнуть, — они были готовы публиковать все об убийце Мортон. Во время суда они изобразили меня озлобленной и ущербной женщиной, влюбленной в сводного брата (Джимми не был моим братом, но газеты любят инцест), а как только меня приговорили, понадобился новый ракурс. Теперь я была сломленной, а не ожесточенной. Мы выпячивали хрупкость — «У нее действительно никого не было, кроме Джимми», — публиковали фотографии, где я выглядела застенчивой и уязвимой, а не жесткой и высокомерной. Они были от коллег, судя по одежде, в которой я была, — носила из-за дресс-кода. Удивительно, как просто сделать вывод о личности человека по фотографии. Старая школьная подруга Торпа работала в PR, и именно она распространила информацию о проблемах Каро с психическим здоровьем, пищевом расстройстве и любви к вечеринкам (читайте: наркотикам). Не лучшая тактика, но мы тут не об этике в СМИ рассуждаем. Я бы запустила сотню грязных историй о Каро, если б это помогло делу. Хотя даже если б не помогло, я бы почитала их с удовольствием.

Я гнию в Лаймхаусе уже четырнадцать месяцев и почти половину этого времени жду апелляции. Когда я только наняла Джорджа Торпа, то звонила ему каждый день и писала длинные письма, призывая снова осмотреть балкон или заставить терапевта Каро дать показания о ее психическом состоянии. Я отчаянно хотела выйти через несколько дней, а не недель, и приходила в ярость каждый раз, когда Торп говорил мне набраться терпения. Когда стало ясно, что я пробуду здесь какое-то время, я впала в депрессию. А я не из тех, кто впадает в депрессию. Иногда я чувствую нарастающее жжение в горле и потребность убежать, но я никогда не понимала людей, которым так грустно, что они замыкаются в себе. Возможно, тюрьма делает всех более чуткими, или это просто естественно впадать в депрессию в месте с люминесцентными лампами и общими душевыми. Я начала больше спать, и на какое-то время мне показалось, будто мой мозг плавает в патоке. Медленнее мыслила, перестала тренироваться, и в один особенно тяжелый день посмотрела все серии «Эммердейла» под нескончаемые комментарии Келли, и даже не захотела ударить ее головой о стену.

Через восемь месяцев я проснулась и сделала пятьсот отжиманий. Я была сыта по горло унынием и боялась, что буду томиться в нем вечно, если не заставлю себя выбраться. Поэтому начала соблюдать строгий режим, вставая каждый день в одно и то же время, нагружая свое тело упражнениями в камере и прогулками по двору. Я часами сидела в библиотеке, читая все, что могло отвлечь от этого места, и снова приставала к своему адвокату, но на этот раз с большей сосредоточенностью.

Скоро будет вынесено решение по апелляции, так что я пишу, чтобы об этом не думать. Я уверена, что выйду отсюда. Я даже написала речь, чтобы зачитать ее на ступенях суда. Думаю, тон правильный — оскорбленный, но великодушный. Я накрашусь так, чтобы выглядеть привлекательно, но не слишком ярко, чтобы никто не подумал, как хорошо мне было на протяжении четырнадцати месяцев. Вы должны видеть темные круги у меня под глазами и понимать, что тюрьма меня почти сломала (но не совсем!). Глядя прямо в камеры, скажу, что несмотря на травмирующее заключение, главная жертва — это Каро. Я потеряла почти два года из-за этой несправедливости, но Каро в ту ночь лишилась жизни, и мы никогда не должны забывать об этом. Возможно, грамотно закончу объявлением о создании системы наставничества для женщин-заключенных с пищевыми расстройствами. Конечно, от имени Каро. И я буду надеяться, что смогу помочь хотя бы одной беззащитной женщине. Ей бы чертовски не понравилось, если б ее назвали беззащитной.