Как убить свою семью

Именно тогда я впервые ощутила вкус тюрьмы. Поначалу это был шок. Отделение, куда меня отправили, представляло собой мрачный бетонный блок за огромной стеной в Южном Лондоне. Меня раздели и обыскали, забрали вещи и посадили в камеру предварительного заключения. Было очень холодно. Я провела три дня, размышляя о том, осталось ли в моей квартире что-нибудь, способное указать полиции на мои настоящие преступления. Я представила себе каждый уголок своего дома, мысленно обошла квартиру, чтобы попытаться вспомнить, что я могла небрежно оставить на виду. Заснуть не получалось, и мой разум продолжал искажать образы, заставляя меня начинать снова и снова, пока я не заплакала от разочарования. К третьему дню я почувствовала себя спокойнее, занявшись дыхательными упражнениями. Я была уверена, что ничто не укажет на смерть Артемисов. Полиция не искала ничего, что не было связано с Каро, и в любом случае никто не знал о моем участии в других убийствах. По мнению полиции, я спонтанно столкнула соперницу с балкона в порыве ревности. Достаточным доказательством был бы мой личный дневник с гневными исповедями, но, увы, я не из тех людей, которые плакались бумаге. Как нелепо, что я начала вести личный дневник уже после того, как оказалась в недрах системы правосудия.

Я наняла нового адвоката, Викторию Герберт, и молилась, чтобы она была ротвейлером, как обещала. Ротвейлер в шарфе от «Эрмес» и лабутенах. Моя тема. Герберт была настроена оптимистично по поводу моих шансов на освобождение. Не было никаких доказательств судебной экспертизы, одни только свидетельства очевидцев — Анжелики Сондерс и Джимми. Да, он давал показания против меня. Он был единственным человеком, о котором я действительно заботилась, и он сказал суду, что я столкнула его невесту с балкона. За весь процесс Джимми ни разу на меня не посмотрел. В пятницу он появился в «Sun»: на фотографии он шел в суд рука об руку с Анжеликой. Она выглядела гордой в отвратительной твидовой юбке-карандаше и балетках. Джимми удивил меня, но я начала уважать настойчивость Анжелики.

Присяжные совещались шесть часов. Виктория сидела со мной все это время, казавшееся вечностью. Когда нам сказали, что присяжные готовы вынести вердикт, она была в восторге, заверив меня, будто быстрое решение — определенно хороший знак. Несмотря на все ее бахвальство, она была неправа. Виновна. Виновна. Виновна. Это слово эхом разнеслось по залу суда. Люди ахнули, а один мужчина что-то сердито крикнул с галерки. Стоя там, я пыталась вспомнить, как дышать, пока моя рука тянулась к горлу. Джимми положил голову на плечо Софи, Джон гладил сына по руке. Только Аннабель посмотрела на меня, наклонив голову, как будто впервые решила оценить.

И на этом все закончилось. Меня приговорили к шестнадцати годам и неделю спустя отвезли в Лаймхаус. Я упустила возможность подать апелляцию, застыв в шоке и не зная, что делать дальше. Но потом появился Джордж Торп, белый мужчина средних лет, приехавший вытаскивать даму из беды, — это его предназначение. Он подал апелляцию, утверждая, что были показания, которые полиция не запросила.