Джимми сидит на диване с милой девушкой по имени Айрис, его коллегой. Он обнимает меня так крепко, как может только крупный мужчина. Понятно, Джим полон решимости забыть наш разговор, и он всем своим видом пытается намекнуть мне сделать то же самое. Ладно. Он похлопывает меня по спине и улыбается с облегчением, что между нами все хорошо. Квартира заполняется вновь, выпивка льется рекой до тех пор, пока не остаются только бутылки шардоне из супермаркета, поэтому я перехожу на водку. К часу ночи большинство людей под кайфом. Я никогда не принимала наркотики — классическая потребность сохранять разум ясным, — и мне их не предлагали. Но я вижу признаки — стеклянные зрачки, покусывание щек, несвязная речь (хотя это может быть показателем уровня интеллекта). Каро раскачивается посреди комнаты, потирая руку. Джим подходит к ней и берет ее ладонь. Она резко ее отдергивает, что-то говорит и отворачивается. Он пытается снова, и Каро толкает его. Несильно, но заметно.
— Давайте все немного взбодримся, вас, ребята, уже рубит, — говорит она и направляется на кухню.
Смотрю на Джимми и корчу гримасу, пытаясь показать, что я рядом, а его невеста — сущий кошмар, но он смотрит на меня с чем-то похожим на презрение и садится. Каро выходит из кухни с серебряным подносом, уставленным рюмками, и люди собираются вокруг нее.
— За моего жениха, — заявляет она, прежде чем осушить свой бокал и обнять брюнетку рядом с ней.
Она не предлагает Джимми выпить. Я чувствую, как накапливается гнев — на нее за то, что она та еще стерва, а на Джимми за то, что он позволил ей так себя вести. Кто-то принес торт, покрытый шоколадной глазурью и украшенный буквами «К» и «Д» из розового крема. Про него все забыли из-за безумного желания напиться. Беру нож и начинаю резать его кривыми кусками. Положив один на салфетку, поднимаю ее.
— Каро, съешь тортик. Знаю, ты обычно такое не ешь, но ты должна восстановить силы. Не хочу пропустить твой знаменитый хук справа.
Люди, сгрудившиеся в дверном проеме, переговариваются. Каро смотрит на меня, ее губы сжимаются, и она выбегает из комнаты. Джимми, который был слишком далеко, чтобы слышать мои слова, быстро подходит и тащит меня в туалет.
— Что ты творишь? — шипит он, опираясь на раковину и толкая меня на сиденье. — Ты хочешь поскандалить на вечеринке по случаю помолвки? Я думал, мы договорились, что ты хотя бы попытаешься порадоваться за нас.
— Как я могу радоваться, когда ты согласился связать свою жизнь с этой самовлюбленной сучкой, которая совсем тебя не любит? — я вставаю. — Я хочу уважать тебя, а не потворствовать. Почему ты ждешь от меня доброты, но не требуешь того же от Каро? — протискиваюсь мимо него и очереди людей, ожидающих, когда освободится туалет.
Ночь набрала обороты, она кажется безумной и напряженной. Это не радостное проявление любви — мы здесь не для того, чтобы праздновать союз, мы здесь, чтобы потешить самолюбие Каро. Но чем? Я хочу уйти, но не могу оставить Джимми с пьяной невестой и людьми, которые, вероятно, даже не знают его полного имени. Сижу в углу гостиной и делаю вид, будто прибилась к группке. Проверяю электронную почту, превышаю свой строгий лимит, выкуривая больше одной сигареты. Вечеринка затихает, народ, спотыкаясь, идет в спальню за своими пальто, отталкивая Каро, когда она умоляет их остаться. Она поспевает только за собой. Ее маленькое тельце не может не двигаться. Джимми даже не пытается снова привлечь ее внимание, но и не смотрит на меня. По итогу к трем часам ночи в квартире остаемся только мы трое и еще одна женщина. Та ведет серьезную беседу с Джимми под музыку (которую включила Каро); улавливаю слова: «Беспокоюсь…», «Съел?», «Опять…». Полагаю, они оба уже видели эту сторону Каро раньше и ждут, когда можно будет вмешаться и уложить ее спать. Но Каро в своем собственном мире — меняет песни примерно каждую минуту, наливает еще один бокал, цепенеет. Сижу и смотрю, раздумывая, не вызвать ли такси и не оставить ли их разбираться с ней, но внезапно она перестает танцевать и поворачивается ко мне.
— У тебя есть закурить? Мне нужна сигарета, здесь так душно, — Джимми встает и начинает предлагать закругляться, но она перебивает его. Достаю пачку и говорю, что выйду покурить с ней. Джимми, наконец, смотрит на меня.
— Все в порядке. Оставайся. Я разберусь, — говорю, провожая ее по коридору на балкон.
Каро, спотыкаясь, выходит на улицу и прислоняется к балюстраде. Достаю сигареты и прикуриваю ей одну. Возвышаясь над ней, я осознаю, какой крошечной она кажется.
— Ты ведешь себя как сумасшедшая, — затягиваюсь; Каро не смотрит на меня. — Ты превратила эту ночь в кошмар. Могу только предположить, что ты отчаянно несчастна, раз так себя ведешь. Почему ты выходишь за Джима? Порви с ним и найди кого-нибудь с семейным поместьем, и он позволит тебе морить себя голодом сколько душе угодно, пока ты хорошо выглядишь рядом с ним. Это легко. Ты станешь счастливее, а Джим не будет постепенно разрушаться. Мне не придется притворяться, что я тебя выношу. Каро, ты же знаешь, я права.