Как украсть миллион. Жизнь и удивительные приключения Бенвенуто Челлини, гения Возрождения

Двоих из Пятерых я приказал немедленно удавить, что и было исполнено. Остальных трех, разгромив оставшуюся без командования армию Союза, мы казнили в разных городах, где это нужно было по политическим соображениям. О моей победе над Союзом говорила вся страна, и все хвалили меня, считая что расправившись с Пятерыми, я поступил как великий правитель. Мне прислали немало стихов, в которых поэты сравнивали меня с Юлием Цезарем.

Цезарио довольно улыбнулся и гордо вскинул голову.

– Мне дествительно напоминаете кого-то из древних царей, – сказал Бенвенуто.

Цезарио кивнул:

– Я и сам чувствую в себе дух императорской власти и свое великое предназначение. Я верю, что осуществлю ту высокую миссию, которая на меня возложена. Ах, маэстро, я бы уже теперь правил всей Италией, если бы не преждевременная смерть моего отца! Одного лишь года не хватило мне, чтобы уничтожить всех моих врагов и усмирить непокорных! Но сейчас они пытаются сокрушить меня, ведомые Алессандро, который меня ненавидит. Это не пастырь церкви, а ядовитая змея, заползшая на папский престол!

– Я с вами полностью согласен. Это грязная свинья, забравшаяся на чистую постель! – горячо поддержал герцога Бенвенуто.

– Это мерзкая жаба, влезшая на розу, – с брезгливостью сказал Цезарио.

– Это обезьяна, сидящая на святых дарах, – с отвращением добавил Бенвенуто.

– Послушайте, какое мнение о Папе приводит в своем донесении мой агент, – герцог открыл шкатулку, которая стояла рядом с ним на столе, вытащил из нее письмо и зачитал: «Если судить о понтифике по настоящим делам, то есть по собственному его примеру, по заботе о тех, кто отстал, упал и не может подняться, по спасению душ, то как можно утверждать, что этого Папу Христос назначил своим викарием на земле?».

– Золотые слова! – вскричал Бенвенуто.

– Не забудьте о его алчности, корыстолюбии, подлости, трусливости и болезненной завистливости, – сказал Цезарио, убирая письмо обратно в шкатулку. – Он ненавидит всех, кто превосходит его в чем либо, а поскольку таковых подавляющее большинство, то Папа ненавидит весь свет.

– И меня, и вас, – вставил Бенвенуто.

– Да, и вас, и меня. Вас он уже пытался уничтожить в тюрьме, а против меня постоянно устраивает заговоры, организует военные походы, подсылает ко мне наемных убийц. Вы вызываете в нем только зависть, а я задеваю все низменные чувства его души, от этого ко мне повышенное внимание, – усмехнулся Цезарио. – Но я не собираюсь сдаваться; напротив, я намерен одолеть Алессандро… И уж, конечно, ему не омрачить нам радостей жизни и не лишить нас удовольствий! Дорогой маэстро, я приглашаю вас сегодня вечером в большой парковый павильон, где вы сможете хорошо отдохнуть и увидеть необычное зрелище, посвященное богу Эросу.

– Нет, ваша светлость. Я благодарен вам за приглашение, но я не приду. Работа над распятием требует определенного душевного настроя, и пока я не закончу ее, я не могу придаваться плотским утехам, – развел руками Бенвенуто.

– Я вас понимаю, – сказал герцог. – Ну, а я исповедуюсь потом своему духовнику, и он отпустит мне этот грех. Прощайте, маэстро. С нетерпением буду ждать, когда вы покажете мне вашего Христа.

* * *

Затворившись в своей мастерской, Бенвенуто днями и ночами трудился над распятием. После того как он закончил голову Спасителя, работа пошла быстрее, ведь в теле Христа не было ничего, что отличало бы его от тела обычного человека; крест же Бенвенуто поручил изготовить своим подмастерьям.

Прикрепив тело Спасителя к кресту, Бенвенуто велел своим помощникам поставить распятие к стене, надежно утвердив его, чтобы оно не упало, и залюбовался своим творением. Распятие получилось необыкновенно красивым и выразительным; на черном кресте особенно выделялось светлое кроткое, одухотворенное лицо Христа. Хотя глаза Спасителя были закрыты, но голова его не поникла бессильно, а лишь прислонилась к плечу, к которому была повернута. Терновый венец на густых волнистых волосах Иисуса съехал несколько набок, готовый упасть, не нужный более.

…Весело отметив с подмастерьями окончание работы, Бенвенуто впервые за последние месяцы провел бурную ночь любви с Фьорой. Утром он надел свой лучший наряд и отправился во дворец к герцогу, чтобы пригласить Цезарио взглянуть на распятие.

Ворота дворца отчего-то были распахнуты настежь, и стражи нигде не было видно. Бенвенуто беспрепятственно прошел в герцогские покои, никого не встретив на своем пути. Дворец был пуст; непонятно было, куда подевалась многочисленная свита и челядь герцога.

Изумленный и встревоженный Бенвенуто почти обрадовался, обнаружив своего недоброжелателя Бантинели в одной из комнат. Тот укладывал что-то в большой кожаный мешок, который задвинул ногой под стол при виде Бенвенуто.

– Мессер Бантинели, не могли бы вы объяснить мне, что происходит? – спросил Бенвенуто. – Отчего во дворце никого нет?

– Как? Разве вы ничего не знаете? – воскликнул Бантинели с непонятной интонацией.

– Нет, клянусь Богом! Я пришел к его светлости, чтобы пригласить его посмотреть на мою новую работу, а дворец почему-то пуст. Где герцог?