Как вернувшийся Данте

– Плиний Сабрину – привет! Первое: Если бы человеческая душа была всегда адекватна не к событиям, на которые она отзывается, а к причинам событий, то не произвела бы она на свет никакого понятия о зле и добре, – здесь же (как бы овеществляя мысль) левая рука Стаса словно перестала существовать – ибо сейчас он сам как бы стал левой рукой и перекинулся в нее!

Далее – Стас. Протянул. Себя-руку. Сквозь вязнущий в его душе воздух. Далее – взял волосы на затылке одного из жлобов. Дабы (ласково и неудержимо) – сам вослед себе-руке немного привстав, потянул-потянул-потянул его затылок от себя-для-себя и назад-для-жлоба.

Он. Почувствовал сопротивление Которого и добивался. Которого – дождался сквозь вязнущий в его душе воздух-вдох; которое – возникло в шейных позвонках оппонента; но – так и не проникло сквозь его череп.

Потом – он. Не стал. Преодолевать. Со-противление. Напротив – Стас тотчас ему последовал. Тем самым совместив переносицу бессмысленного (даже мысли у того не успело мелькнуть) бедолаги с острым краем стола.

Проделав все это непотребство, он не стал извиняться, но беседу с Городом и Миром продолжил:

– Второе: нет для Отца невозможного, но нет и постыдного; невинность не знала стыда, и для невинности стыд был не нужен, – здесь (так и не дав пострадавшему пасть, ибо прост и невинен) Стас сумел воспарить над столом, опрокидывая его на второго своего оппонента; тот уже вскакивал, вознося свою пустую голову прямо навстречу полупустой бутылке, вовремя Стасом-рукой подхваченной.

– Теперь – третье: сотворим невозможное – без пролития крови; если никакой рассудок увещеваниям не поддается (формула инквизиции), то должно его предать неумолимой светской власти (или неумолимости судьбы-смерти), дабы она положила конец его бесплодной тревоге!

– Красиво говорит, – сказала Смерть.

– И что? – сказал Золотозубый.

– А ничего, – сказала Смерть. – Он – тоже не тот.

Золотозубого это «не тот» – не потрясло (привык). А Стас – не услышал. Ибо – торопился. Стасу – следовало (как бы волнами перетекая) продолжить свой полет по-над битой посудой; причём – парить мягко, почти резиново.

Растянувшись параллельно земле, вытянув перед собой длинную-предлинную руку с зажатой в кулаке (образовавшейся из разбитой бутылки) «розочкой».

Что Стас (как не слыша данного ему ответа) – и проделал. Он – очень поспешал и очень торопился. Ему – следовало немедля достичь Золотозубого. Дабы (уже на равных – полуобняв и покалываю острием аорту) – потолковать с демоном и (обязательно) до-говориться.

Так – сле-до-вало (бы), но (сле-до-вало) – только из его личного «я», жаждущего тревогу свою превзойти! Но (более чем «но») – ничего из сле-до-вания себе у Стаса не вышло.

Незатронутые его порывом громилы – ещё только поднимались из-за стола вожака (помочь поверженным сподвижникам). Визгливые девицы громил – ещё только подносили ладони к распахнутым ртам. Их крик – ещё только клубился (как душа на морозе) подле искажённых губ.

Золотозубый (тогда) – ему ещё раз ответил. Тоже на чеканной латыни, которой никто (почти что – включая самих говоривших) в кабаке не понимал.

– Саблин Плинию – привет! Первое: в чём вера твоя? В том, что уже бездну (времён) назад бог-не-Отец (нано-божик) – принял тленность человеческой природы; но – при этом себя не унизил? Но тогда (и по твоему) – и человеку не стыдно, даже если бы он перекинулся в дерево или осла, или даже булыжники (возьмём самые-самые ваши экзи’стансы) Сада Миров (как статичных Камней); но – здесь же ты сам предъявляешь себя своих же вершин недостойным.

И тогда (добавлением к словам) – летящего к Золотозубому Стаса встретил (а точнее – взглянул на его дерзкий полет) чёрный зрачок пистолетного дула. Палец Золотозубого (лежащий на курке) – был белым от стужи.

Как и глаза его – лишённые выражения; и тогда (в ответ на слова) – Стас остановил себя, так и не долетев.

Почти что – в воздухе сгруппировавшись (как нечто составное); почти что – окаменев (такой Сад Миров); но (в результате) – грянувшись оземь (как глыба); но – ничем не напоминая упавшего Икара.

Чёрный зрачок пистолета – так и последовал за его переносицей. Вбирая в себя происходящее: даже грохота от падения – никто не услышал. Ибо – тишина стала мягкой, как воск под пальцами.

Никто (казалось бы) – не двигался. И только море шевелилось неподалеку (бесконечно неподалеку); как и другое море (что в ладони и у виска) – море раковины, что (якобы) пуста и (якобы) – существует независимо от внутренней жизни моря.

Но (ведь) – и его жизнь зародилась из трусливого сластолюбия и бессильной жадности. Как и каждая жизнь каждого (личного) Сада Камней – в чём Стасу ещё предстоит удостовериться.

– Саблин Плинию – второе: так почему бог-не-Отец (нано-божик) – человек, отодвинувший сроки; но – так и оставшийся тлену доступным? А оттого, что владеть (при этом) – ничем не владея не может; ибо – боится навсегда потерять то, что и так неизбежно теряет.

Глаз пистолета смотрел на Стаса. Вынуждал – слушать: