Как влюбиться в герцога за 10 дней

– Ты нервничаешь. – Он взял у нее пустой бокал и вложил в руку свой, предлагая сделать еще несколько глотков, если в этом есть необходимость. Она так и сделала, на этот раз медленнее.

Редмейн подошел к столику у кровати и стал выдвигать ящики.

Александра почувствовала любопытство.

– Что ты ищешь?

– Я ищу твой блокнот, – с готовностью сообщил он, одарив ее снисходительной улыбкой. – Мне кажется, соответствующий список добавит тебе смелости. Или ты где-нибудь спрятала записки, касающиеся прерванного соблазнения? Я готов начать с того места, на котором нас прервали.

Помимо воли улыбнувшись, она почувствовала подступившие к глазам слезы. Когда она успела стать настолько непоследовательной?

Поставив стакан на стол, она спросила:

– Ты помнишь условия?

Редмейн не улыбнулся. Хотя нет. Он улыбнулся, но не губами, а глазами. В них плясали веселые огоньки. А лицо оставалось серьезным. Возможно, улыбка причиняет ему боль?

– Дай подумать. – Он стал загибать пальцы. – Мне не разрешается использовать язык. Мы должны быть раздеты. И находиться лицом друг к другу… – Он устремил на жену задумчивый взгляд. – О, дорогая, кажется, я нарушил правило. – При этом его губы все же сложились в улыбку, и он явно не испытывал при этом никакой боли. – Но мы не обсудили наказание за подобное нарушение. Это должно быть что-то ужасное…

Александра почувствовала волну тепла, которая грозила растопить ледяные кинжалы страха, но не поняла, чем она вызвана: более чем щедрой порцией виски или озорной улыбкой Редмейна.

– Ты забыл одно.

Когда он поднял руку и нежно погладил ее по щеке – она ощутила мозоли на его ладонях, – его глаза излучали тепло.

– Нет, я ничего не забыл. – Он подошел ближе и осторожно прикоснулся кончиками пальцев другой руки к ее лицу. Его касания были легкими и нежными. И удивительно приятными. – Моя внешность, манеры и голос могут быть грубыми, Александра, но я обещаю, что мои руки никогда не причинят тебе боли.

Глубоко тронутая, Александра дрожащими руками обняла мужа. Она не могла сказать, привлек он ее к себе или она сама прижалась к нему, снова оказавшись во власти его запаха – теплого, богатого, мужского.

Она решила, что если не просто выносит его близость и даже его прикосновения, но также получает от них удовольствие, – значит, это хороший знак. Она привыкает к нему, возможно, даже привязывается.

И не так уж это ужасно, когда тебе нравится собственный муж.

– Ты, наверное, прочитала всю доступную литературу о том, чем мы намерены заняться, – прошептал он, касаясь губами ее виска. – Не удивительно, что ты боишься.

Александра вздрогнула.

– Не удивительно?

Он поднес к губам ее руку.

– В твоих книгах что-нибудь сказано о желании? Об ощущении? О чувственности? Они могут грамотно объяснить, как легкое касание, намек на поцелуй вызывает дрожь во всем теле? – Он повернул ее руку ладонью вверх и поцеловал ее пальчики, которые неуверенно скользнули по его губам.

Он на мгновение зажмурился, когда ее пальцы коснулись шрама, нарушившего бархатистую гладкость его губ.

Завороженная Александра честно попыталась вспомнить, что она читала о… о… обо всем. Когда-либо. И не смогла. Она могла думать только о его чувственных губах.

– Я не помню нужного отрывка, – призналась она.

Редмейн стал целовать ее ладонь – его губы двигались по тыльной стороне руки вверх.

– Вам следовало бы знать, доктор, что некоторые вещи необходимо изучать на практике. Это намного продуктивнее, чем посещать лекции и читать книги.

– Да-да. – Она почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Похоже, по непонятной причине кости становились мягкими. Груди напряглись, соски стали твердыми и необычайно чувствительными.

Он отпустил ее руку, кости которой, судя по всему, тоже размягчились.

– Что в твоих текстах говорится об искушении, предвкушении, страстном желании, восторге или наслаждении? – требовательно спросил он. Одной рукой он ласкал ее спину, другая исследовала скромный кружевной воротник ночной рубашки, застегнутый на две перламутровые пуговицы.

Александра попыталась пробиться сквозь густой туман эмоций, ощущений и откликов, правда, не слишком успешно.

– Н-ничего, – только и смогла произнести она.

В его глазах мелькнула надменность, немного сглаженная эмоциями, искренними, однако чуждыми для Александры. Она старалась, но не могла найти для них названия.

Он склонился к ней и прошептал, касаясь ее губ:

– Позволь мне научить тебя наслаждению. – Редмейн неожиданно потерся носом о ее нос, что было удивительно приятно. – И я сделаю все возможное, чтобы не причинить тебе боли.

Принюхавшись, Александра ощутила исходящий от него запах виски. Она ожидала, что он завладеет ее ртом, станет целовать ее, нежно, как раньше, однако Редмейн стоял неподвижно, и его губы были совсем рядом с ее ртом. Он напрягся, словно конь перед стартом.

Ей не верилось, что это она вызвала его желание. Она всем своим существом ощущала страсть и потребность, сдерживаемую только титаническим усилием воли.

Однако вероятно, так и есть.

Кроме того, он казался абсолютно уверенным в том, что сможет доставить ей наслаждение.