Как живые. Образы «Площади революции» знакомые и забытые

Виткин сталкивался с тем же в Москве. Он был неприятно удивлен, увидев, как строятся четыре жилых дома на Донской улице, в проектировании которых он участвовал. Качество строительства было нижайшим: отопление и водопровод были плохо сделаны, отделка, включая паркетные полы – неудовлетворительной. Деревянные полы в США обычно делались из коротких кусков паркета, а тут – из длинных, слишком сложным и дорогим для укладки. Одна электрическая ручная пила, по его словам, могла бы решить проблему, но ее на стройке не оказалось.

Строительная технология в СССР находилась на ином уровне, нежели тот, который был привычен европейцам и американцам. Архитекторы Мая были вынуждены проектировать жилье не столько из кирпича и бетонных панелей (по образцу франкфуртских разработок Мая), сколько из дешевых местных материалов.

Зара приводит в своей рукописи услышанный им от Эрнста Мая рассказ о встрече с наркомом Серго Орджоникидзе, где решался вопрос, на каком берегу реки Урал будет построено жилье. Наркомтяжпром собирался строить на одной стороне, а Наркомжилкомхоз – на другой. В итоге дома были построены безотносительно плана в третьем месте.

В Магнитогорске, вместо хорошо спроектированного жилья на 160 тысяч жителей, были построены дома для 12 тысяч. Остальные жили во «временных» бараках, которые стали постоянными. Причем сразу выяснилось, что рабочие жили в ядовитой атмосфере, так как на бараки шли промышленные выбросы (доменные газы). А четырехэтажные дома по Пионерской улице, построенные по проектам Мая, прекрасно сохранились, между ними – просторные территории с зелеными насаждениями.

…Ни к чему не привели «отчаянные попытки» упоминавшегося уже инженера Кравченко найти жилье для рабочих на строительстве трубопрокатного комбината в Кемерово, которым он руководил во второй половине 1930-х годов. На окраине города стоял блок недостроенных жилых домов, в распоряжении у Кравченко были средства для их завершения, но он не получил на то разрешения. «Трамвайная линия, проходившая через наш район, была почти закончена. Несколько десятков тысяч рублей было бы достаточно, чтобы пустить ее в действие и фонды для этого имелись». Из-за бюрократической волокиты «тысячи усталых людей теряли каждый день по два-три часа на хождение из бараков на работу и с работы».

Бараки, сплошные бараки… Вальтер Швагеншайдт даже предлагал возводить города, целиком составленные из одноэтажных бараков. Он разработал проект «развивающегося барака», который на первой стадии представлял собой одну большую коллективную спальню с нарами, а затем, по мере появления строительных возможностей, достраивался до «культурного барака» с удобствами.

«Мне никто не поверит, если я скажу, что холостые рабочие живут по 20–30 человек в одной комнате в бараках, многие семьи делят одну комнату, – рассказывает Волтерс о ситуации с жильем в Новосибирске. – Отдельные двухкомнатные квартиры занимали только высшие чиновники и партийцы, также как немногие женатые иностранные специалисты. Русские инженеры, если они были женаты, имели одну комнату, с очень большой семьей – две, и делили с соседями одну кухню. Я это видел сам и всегда поражался тому, с какой невероятной наглостью русская пропаганда работает за границей, и как ей удается пару новых поселков в Москве и Ленинграде сравнить с берлинскими дачными колониями. В России пропаганда грохочет уже 15 лет так сильно и непрерывно, что товарищи действительно верят, будто по сравнению с немецкими рабочими они живут в раю». В Новосибирске было остановлено строительство двух жилых поселков, которые он проектировал. По его мнению, темпы строительства пришлось притормозить из-за начавшегося голода: «если строительство промышленности и дальше пойдет в том же темпе, то однажды промышленность будет построена, а население вымрет».

В 1938 году в построенном по проектам группы Мая магнитогорском «соцгороде», состоявшем из пятидесяти 3-5-этажных домов, каждый на 75-200 комнат, жили всего 15 % населения. Эту статистику приводит Джон Скотт в книге «По ту сторону Урала». В бараках – 50 %, в землянках – 25 %, в «частном секторе» – 8 % населения. И, наконец, 2 % – высокое партийное, советское и энкавэдэшное начальство – в «виллах» района Березки и гостинице «Центральная». Почему в гостинице? Гостиницы сразу после революции стали привычным жильем для партийной элиты – так было и в Москве, где центральные гостиницы, переименованные в Дома Советов, заселили партийными чиновниками.