Американец Джон Скотт приехал в Советский Союз в том же 1932 году, что и Виткин. Он, со своим университетским образованием, выучился на сварщика и добился работы в Магнитогорске на строящемся металлургическом комбинате, спроектированном американцами. 10 лет спустя вернулся в США с женой Машей и двумя детьми. Этот идеалист совсем не похож на вымышленного американца с той же Магнитки Томаса Биксби, которого Валентин Катаев вывел в романе «Время, вперед!». Там есть сцена, где Биксби, узнав из советской газеты, что банк с его деньгами обанкротился, принимается за уничтожение всего в гостиничном номере: «Вещи бежали от него, как филистимляне. Он их крушил ослиной челюстью стула». Всего на строительстве легендарной Магнитки, ставшей одним из символов сталинской индустриализации, трудилось больше 800 иностранных специалистов из США, Германии и других европейских стран.
Москва, весна 1933 года
Прошел ровно год пребывания Виткина в СССР. 1 мая 1933 года он и Эмма вдвоем поехали на поезде в московский пригород к ее маме с бабушкой. Ему 33, ей – 24 года. Обсуждали будущую свадьбу. «В поезде мы говорили о советской и американской концепции брака и развода и о наших собственных планах. Не просто регистрация брака, но и другие церемонии». Зара предложил (в шутку, конечно) вначале оформить брак по советскому закону, затем пройти еврейскую хупу и, наконец, обвенчаться в православном храме. Эмма в насмешливом ужасе от такой перспективы подняла руки.
«На даче наше радостное настроение сохранилось. Софья Эммануиловна Цесарская, мать Эммы, ее бабушка и брат вышли нам навстречу. Они тепло приветствовали иностранца». Еще Зара вспоминает, что дом был необычайно чистым – его это удивило, видно, привык к грязи кругом.
Жизнь матери и бабушки, очевидно, вращалась вокруг их знаменитой дочери. На стенах висели фотографии Эммы. Заре особенно запомнилась одна, где ей четырнадцать лет – «большие темные глаза, широкие брови, полное сияющее лицо будущего художника».
Об отце Эммы в воспоминаниях Виткина сообщается мало. Ему было известно, что он старый большевик, занимавший ответственную должность во Внешторге и по большей части находившийся в Европе. О своем решении выйти замуж за американца Эмма ему рассказала, когда тот приехал в Москву из Германии. Он спросил: «Ты серьезно подумала?» Она ответила утвердительно, и больше не было сказано ни слова. Так эта сцена выглядит в пересказе Виткина.
«Мой отец был старым большевиком и решительно не одобрял разговоров о переезде в Америку», – так летом 1989 года Эмма Цесарская рассказывала о далеком прошлом Майклу Гелбу, предлагая бесконечные чашки чая и настаивая на том, чтобы он съел еще одну конфету. На стенах ее со вкусом украшенной квартиры в центральном районе Москвы висели фото с кадрами из фильмов, где она снималась. Ее знаменитая красота, на взгляд Майкла, никуда не делась, с годами Цесарская преобразилась в румяную «babushka».
Гелб почитал ей отрывки из виткинской рукописи, само существование которой явилось для Цесарской большой неожиданностью. Ей было лестно, и в то же время она поправила слова Виткина о 1932 годе как о «золотом» времени их жизни, назвав его «медным». Ее версия событий отличалась от версии Виткина. Хотя Виткин был ее дорогим другом, – говорила Эмма Гелбу, – она никогда не была влюблена в него. Не в силах разочаровать Зару, она не отвергала его разговоры о браке, а он принял молчание как согласие. На самом деле она замуж за него не собиралась. Да и как она могла оставить семью, бросить брата, больного энцефалитом?
Не знаю, можно ли ей полностью тут доверять. Слишком много непридуманных деталей рассыпано в воспоминаниях Виткина. В то самое время он и его друг Лайонс бомбили письмами знакомых продюсеров в Голливуде. Правда, Виткин нигде прямо не говорит о том, какой характер носили их отношения. Они, конечно, могли быть и платоническими, хотя свободные нравы того времени позволяли многое. Только ли для уроков просила Эмма у отца ключи от его квартиры, когда он был в отъезде?
Цесарская всю жизнь скрывала эту историю, только в одном из последних интервью она поведала о встрече с неким «крупным американским архитектором-строителем», который звал ее с собой в Америку и уже договорился со студией «XX век Фокс» о съемках, там ее ждали.
До встречи с Виткиным Эмма успела выйти замуж и развестись, благо процедура расторжения брака в Советской России была наипростейшей, в начале 1930-х СССР занимал первое место в мире по количеству разводов. Ее первым мужем был Константин Кузнецов, оператор «Баб рязанских» и многих других картин, а в годы революции ему доверяли снимать самого Ленина.
«Рука об руку в тот день мы гуляли по лесу, – вспоминает Виткин. – Солнечный свет проникал сквозь темно-зеленую листву, отражаясь в светящихся лужах. Я был полон невыразимой радости. Она шла рядом, воплощение окружающей красоты».