Какая она, победа?

— Здравствуй, Толя.

— Здравствуйте, здравствуйте, Дмитрий Владимирович!

Бушман младше Балинского на год. Но он начальство, и потому, если

смотреть со стороны, форма их обращения друг к другу едва ли может

привлечь внимание, таких взаимоотношений пруд пруди. Но в том-то и дело,

что Бушман, которого еще со времени Уч-Курганской ГЭС многие привыкли

звать просто Димой, в общем-то, безукоризненно вежлив, особенно с

подчиненными, до ледяного корректен и официален, когда человек чужд,

антипатичен, провалил работу. А Толя, в свой черед, начальственного

тыканья органически не переносит, аллергия у него на это дело, он тут же

отвечает соответствующим образом, кто бы ни вздумал похлопать его по

плечу.

Но Бушману он говорит «вы».

А Бушман ему «ты».

И это, наверное, что-то да значит.

— Что, Толя, отдохнуть решил?

— Не все же вам, Дмитрий Владимирович, другим тоже полежать охота.

— Один — ноль, — Бушман скупо улыбнулся, — говорят, бегаешь уже?

В горы не собираешься?

— Как же не собираться? Собираюсь. На Победу готовлюсь.

— Понятно, — сказал Бушман, — только я по делу. Есть должность

мастера. Хотели бы тебя пригласить. Давай выздоравливай и выходи. Хватит

пижонить, в рядовых отсиживаться. Возраст, Толя. Пора!

29

— Не получится, наверно, Дмитрий Владимирович. С освобождением

трудно будет. Сами же не отпустите.

— С каким освобождением? Куда?

— Так на Победу! Я же говорю!

Бушман удивленно посмотрел поверх очков.

— На Победу... После такой травмы?

— Прецедент есть... Я что, только пример беру...

Балинский довольно хохотнул. Приятно, когда шутка получается, когда

человек, для которого она предназначена, может ее оценить. У Бушмана тоже

была своя Победа. Он тоже отлежал свое в больнице, только все выглядело

мрачнее и шансов на выздоровление не оставалось совсем. Сотрясение мозга.

Возвращались после воскресной прогулки к Карасуйским озерам, решили

подъехать на попутном грузовике. Через пять минут машина перевернулась.

Его доставили в больницу, он был без сознания целую неделю, три недели

отдежурили у постели жена, друзья, товарищи по работе, потому что он

держался только на кислороде. Эля тоже дежурила, когда Ира Бушман

вконец валилась с ног. Так все вместе его и вытащили. Домой Диму

перевезли 30 сентября 1968 года. Число это запомнилось еще и по той

причине, что в тот день в основание плотины уложили первый куб бетона и

на площади Гидростроителей народ собрался на митинг. Ревели карнаи,

гремел оркестр, а площадь рядом с домом, все слышно. Бушман с тревогой

вслушивался в трубный глас карнаев и все спрашивал, что происходит. Он не

мог держать голову. Не мог стоять на ногах. На него было больно смотреть,

но он рвался из рук, и Ира ничего не могла сделать.

—Там что-то случилось, — говорил Бушман, — я должен быть в

котловане!.

Дважды в неделю на пустыре возле дома Бушмана садился вертолет

санитарной авиации. Это прилетал нейрохирург из Фрунзе. Потом он стал

прилетать раз в неделю, потом визиты с неба прекратились. Все, что могли,

врачи сделали. Теперь Бушмана должен был вытаскивать сам Бушман.

30

Он был почти здоров. Почти, но в положении человека, у которого нет

прошлого, который в самых обычных делах не уверен в том, правильно ли

поступает. Он не решался принимать участие в разговорах, боясь сказать что-

либо невпопад. Боялся спрашивать, опасаясь спросить что-либо не то. Будь

Бушман личностью менее заметной, было бы, наверное, проще. А его в Кара-

Куле знали все, и десятиклассники писали сочинения на тему: мой любимый

герой — Дмитрий Бушман. В него верили. Как и в любом другом коллективе,

в Нарынгидроэнергострое было несколько светлых голов, идеями и энергией

которых питалась стройка, одна из них Бушмана. И потому казалось диким,

что этот человек вот уже восемь месяцев ничего не «выдает на-гора»,

бездействует, что он — надо же такое — сомневается в себе. Ему стали

предлагать приступить к работе. Просили. Даже ворчали, дескать, в

Управлении основных сооружений форменный «мертвый сезон», все болеют:

и начальник управления Хуриев, и главный инженер Татаров, а Бушман в

такой момент экскурсии себе устраивает! Хватит экскурсий, Дима! Работать

некому!

Он сам так называл свои поездки — экскурсиями. На створ приезжал,

как всегда, раньше всех и проводил там весь день. Ходил. Смотрел. И ни о

чем никого не спрашивал. Только слушал. И постоянно проверял себя.

Изощренно, казуистически расставляя себе ловушки с тщанием впавшего в

маразм экзаменатора, получающего наслаждение от тех затруднений,

которые испытывал ученик. Потом начал выдавать первые рабочие

предложения. Но, опять-таки не прямо, не от себя, он настраивал на них

собеседников, подводил к этим решениям и, когда товарищи нащупывали

окончательный вариант, получал возможность самым объективным образом

убедиться в том, что в системе его логических построений нет западающих

звеньев.