Каким быть человеку?

Но она чем-то пожертвовала ради меня, разрешив мне записать себя на диктофон, в то время как я ничем для нее не жертвовала. Ради нее я не сделала ничего страшного или рискованного. Между нами сильное неравновесие. Но что может исправить ситуацию? Чего она от меня ждет? Это должно быть нечто, способное доказать ей, что я не использовала ее, что я никогда не оставлю ее, как только получу с ее помощью желаемое. Чем бы я могла пожертвовать ради нее? Я долго думала об этом, лежа тем вечером в кровати, и сны мои словно закружились в том же направлении. Но когда я проснулась на следующее утро, я всё еще не имела ни малейшего понятия, что могло стать жестом примирения.

Помочь мне мог только один человек.

Мы с Марго сидели на крыльце перед магазином бикини, и она разглядывала свои руки, пока я наблюдала за прохожими на Куин-Стрит. Она дышала тихо и сидела неподвижно. Наконец, она посмотрела на меня и сказала:

– Хочу, чтобы ты закончила свою пьесу.

– Что! Мою постыдную, невозможную пьесу!

– Да! И хочу, чтобы пьеса заключала ответ на вопрос – каким быть человеку, – чтобы тебе больше никогда не пришлось думать об этом. Чтобы всё, что ты станешь делать после пьесы, больше не было поиском ответа на этот вопрос, и чтобы наша дружба больше не была связана с этими поисками. Можешь брать у меня всё, что хочешь, для ответа на этот вопрос, и пользоваться моими словами, чем угодно, – просто ответь на него.

Это было худшей, самой сложной просьбой, которую она могла придумать. И она наверняка останется единственным человеком, который будет по-прежнему любить меня после пьесы – когда мое уродство будет выставлено на всеобщее обозрение, у меня больше никогда не появятся друзья. На мгновение я погрузилась в эти хмурые мысли. Ее глаза скользнули по моим серым волосам.

– И сделай это быстро, – сказала она. – Тебе придется работать усерднее, чем когда-либо в жизни.

Я помолчала, а потом повернулась к ней:

– А это обязательно должна быть пьеса?

Она задумалась, а потом усмехнулась:

– Нет.

Глава двадцать четвертая Замок

Я последовала за Марго вверх по лестнице, в ее квартиру и мастерскую. С чувством облегчения я увидела на стенах несколько новых картин, только-только начатых, еще со свежей краской. Марго перенесла сюда компьютер, и на столе стояли два старых монитора, а к стенам были приклеены кусочки бумаги – таблички. Она рассказала, что несколько недель назад поговорила со своим новым галеристом в Нью-Йорке, и он внес ее в список групповой выставки. Я и не знала, что она будет выставляться в Нью-Йорке!

Марго (возбужденно). Я рассказала ему немного, почему делаю то, что делаю, про свои картины и объяснила, что чем меньше работа про меня, тем больше я могу использовать собственную жизнь. Это был, пожалуй, самый здоровый разговор в мире!

Шила. А что он ответил?

Марго. Что я всё делаю неправильно! Он спросил, правда ли, что в Канаде любят, чтобы картины были поменьше, я сказала «да», и он отозвался: «Ну, здесь, в Америке, мы любим, чтобы картины были побольше, и нам не нравится, когда рисуют по дереву или когда краски лежат тонким слоем…»

Шила (радостно). Он, наверное, был так доволен тобой!

Марго. Ну, мне сложно сказать.

Марго поворачивается к таблице на стене и мягко дотрагивается до нее. Ее голос становится тише.

Знаешь, когда ты в ту ночь ушла, я продолжала стегать одеяло и думать. Я почти до рассвета не спала и потом поняла, что нужно сделать, чтобы избавиться от негативных эмоций. (Поворачивается.) Ты ведь знаешь, мне никогда не было нужно, чтобы ты избавлялась от них ради меня.

Шила смотрит в пол.

Решением было не говорить меньше, а говорить больше, и не через тебя, а через меня саму. Это казалось мне правильным. Но что я могла сказать? Для этого я села за стол и стала думать обо всем, что у меня есть, так? Я хотела понять, в чем связь между всем, что меня окружает. И я записала все свои ресурсы – всё, что у меня есть. Например, у меня есть коттедж мамы Джулии, у меня есть история Гамлета, у меня есть Шолем, есть 4000 долларов. Я решила, что танцевать надо от того, что у тебя есть. И подумала: «Если взять всё, что у меня есть, каким будет наилучший исход?» Так что это история о том, как использовать переменные величины и константы, – кажется, так их называют.

Шила. Что ты имеешь в виду под константами?

Марго. Ну, как в жизни – у тебя есть переменные и есть константы, и ты хочешь их все использовать, но строить жизнь получается только вокруг констант.

Марго молчит.

Я думала, ты была константой – но ты уехала, не сказав ни слова.

Шила. Ты думала обо мне как о константе?

Марго. Да.

Что-то внутри меня завибрировало. Я была константой. Константой. Ни одно слово никогда не казалось мне более точным выражением любви.