Какого цвета ветер?

И еще она мне пообещала: «Это тебя так затянет, что жить без газет, без того, чтоб не посмотреть программу «Время», не сможешь, на часы будешь поглядывать: увидеть, послушать, узнать и рассказать другим. Весь мир перед тобой раскроется, сто раз спасибо мне скажешь!» Не думала, что она окажется права...

Ох и устала же я сегодня!

Пришлось снять с выработки ночной смены всю партию зеленой «кометы» из-за никудышного прочеса. Прядильщики, как водится, напали на меня:

— Кто ж тебе задаром работать станет?

— А вы работайте без брака! — отбивалась я.

Лиля бережно взяла меня под руку, увела в кабинет

своего начальника: там тихо, никого нет.

Я знала: надеется уговорить меня.

— Сашенька... — Подруга улыбалась мне ласково.— Саша, хватит тебе размахивать актом! Ты же сама видишь, положение у нас с зеленой «кометой» безвыходное, ткачам работать не с чем, пойми!

Я это знала: ткачам действительно до зарезу нужна была зеленая «комета», но я видела и другое: в готовом виде непременно выявятся редины и утолщения, и вряд ли такой товар проскочит, на что надеются аппаратчики, через ОТК. Спрашивается, что выгодней забраковать: пряжу или уже готовую продукцию?

— Если бы не было исключений, не было бы и правил,— настаивала Лиля. — Договоримся так: ты ничего не знаешь, не заметила.

— Но я-то заметила и знаю!

— Значит, разговор наш бесполезен? *

— Абсолютно.

Тогда Лиля спросила, понимаю ли я значение слова «тупой» применительно к человеку и почему иногда называют не просто дураком, а круглым дураком, если хотят усилить последнее слово? Круглый. Ни уголков, ни шероховатостей хотя бы. Даже крохотная мыслишка не задержится, скатывается, как капля дождя со стекла. И заключительный аккорд:

Я читала, не помню сейчас где. Там сказано об одной девице, будто мозги у нее в бюсте. Никаких извилин...

Я выслушала все это молча. Когда Лиля «выдохлась», я сказала:

— Или ты сейчас же подпишешь акт, или...

— К главному инженеру побежишь?

— Пойду. Не жди, чтоб я потакала бракоделам! Постыдилась бы говорить об этом. Ты еще институт не закончила, а тебе доверили работу сменного мастера! Так цени это и болей за честь фабрики! Ты ведешь себя как девчонка, которая понятия не имеет, что означает для фабрики выпустить некачественную продукцию! Подпиши акт, последний раз говорю, Мурашина!

Лиля вдруг часто-часто заморгала, шмыгнула носом, склонилась над актом, подписала его и швырнула так, что он упал на пол. Я подняла акт и вышла из кабинета.

У Лили удивительная способность портить мне настроение. Оно у меня и без нее подавленное было — от сегодняшнего сна не успела опомниться. Снилось, будто я надумала умереть, специально для этого простужалась, вышла во двор к доту, сняла сапоги — будто зима была, снег вокруг, и постояла на снегу босая. Все я рассчитала заранее: к вечеру у меня поднимется температура, начнется воспаление легких, лекарств принимать не буду, и конец. Никаких терзаний, никаких сомнений. Отчетливо виделось, как я вошла к себе, вымылась под душем, переоделась во все лучшее и легла умирать. И вот я лечу куда-то вместе с кроватью, как принцесса из кинофильма «Старая, старая сказка», хочу за что-то схватиться, но вокруг пустота. Кричу: «Мама, не хочу умирать, спаси меня!» И просыпаюсь...

Хорошо, что этот бред мне только приснился...

Сегодня наша фабрика как потревоженный муравейник— в газете появилась статья о нас иод названием «Крючки и автоматы».

На работе мне первой встретилась Цымбалючка:

— Слыхала новость? Про нашу фабрику в газете есть!

Груша промчалась мимо нас, крикнув на ходу:

— Пропесочили, вот это дело!

Представляю, как ткачихи ждут обеденного перерыва. Признаться, и я жду его с нетерпением: одно дело прочитать дома про себя, другое — в коллективе да разобрать ее всем вместе.

Я приготовилась к этому своеобразному занятию заранее. Убрала со стола все лишнее, положила газету статьей кверху, рядом блокнот и ручку: вопросы записывать.

Женщины одна за другой входили в красный уголок, подсаживались к столу и сразу же доставали украшения: цепляли серьги, брошки, кольца. Каждая, прищурив глаз, пыталась увидеть себя в карманном зеркальце и оценить. И смешно, и радостно: всем хочется быть нарядными, красивыми, возраст здесь не в счет.

Но почему я до сих пор не купила себе перстенька хотя бы или брошку? Куплю при первой же возможности и буду приносить на фабрику. Как все... Нигде же, кроме фабрики, не бываю. Наши ходят в культпоходы какие-то, на выставки и в театры. А почему я живу как старый, усталый человек? Один только раз за два последних года в театре была, и то Олег Семенович пригласил. Правда, я читаю много. Но разве этого достаточно, чтоб много знать?

Послышался плач, женщины повскакивали с мест. Закрыв лицо ладонями, покачиваясь как от зубной боли, плакала Валерия Ивановна.

Все к ней:

— Что случилось? Да открой же ты лицо!

Ей подставили стул, кто-то протянул носовой платок. Она вытерла им глаза и нос и заплакала снова. Но уже тише.

— Господи, не томи ты нас, Ивановна, скажи!