Но девочка уже закрыла глаза и притворилась спящей. Прибегнув к увещеваниям и ничего не добившись, я вернулась на диван, и снова ребенок через минуту оказался рядом. Подобное упорство вызывало восхищение, если бы девочка применяла его для более конструктивных занятий. Выругавшись себе под нос, я снова пошла в спальню, не сомневаясь, что упрямая малявка потащится за мной. У меня мелькнула мысль подпереть дверь, но так дело могло закончиться слезами. Смертельно уставшая, я рухнула на двуспальную кровать – несвежее постельное белье уже не казалось мне отталкивающим. В полном соответствии с ожиданиями, вскоре раздалось шлепанье маленьких ножек, и матрац кровати мягко толкнулся, но здесь хотя бы было достаточно места для двоих. Едва я начала засыпать – и девочка, кажется, тоже, – зазвонил телефон на тумбочке у кровати.
– Сьюзен, это Кейт, я вас не разбудила? Я хотела справиться, все ли в порядке.
– Не о чем волноваться, – с трудом выговорила я. – Ребенок по вас не скучает.
– У Ноя тонзиллит, – сообщила Кейт. – Ему дали антибиотики и оставили под наблюдением, пока не спадет температура, так что я еще побуду с ним. Никак не могу связаться с Алексом, но я оставила ему сообщение насчет сложившейся ситуации и велела сразу перезвонить.
– А он далеко? Через сколько он сможет подъехать? Меня ждут важные дела.
– Я понятия не имею, где он. Алекс от меня ушел. Наверное, у своей подружки.
Я выразила подобающее сожаление по поводу положения Кейт, но попросила ее кого-то найти, чтобы отпустить меня как можно быстрее. Кейт ответила, что ее родители живут далеко и помочь не смогут, а у подруг либо свои семьи, либо они не в Лондоне. Я продиктовала ей номер моего мобильного и велела сразу звонить, как только сюда отправится спасательная команда. Когда я попрощалась с Кейт, девочка уже сидела на кровати, совершенно не сонная и готовая начинать новый день.
– Утро еще не наступило, – объяснила я, стараясь снова ее уложить. – Давай поспим часок-другой.
Она вывернулась, выбежала из спальни и через минуту вернулась с охапкой книг. Я попробовала не обращать на нее внимания, однако столкнулась с форменной осадой. В конце концов я сдалась и начала читать вслух историю за историей о существах, местах и ситуациях, которые ни при каких обстоятельствах не могли иметь под собой реальной основы. Спустя примерно час я решила, что пока я жду звонка, означающего конец этого испытания, можно заняться выполнением намеченных дел, немного скорректировав время. Поэтому я одела ребенка соответствующим погоде образом, собрала несколько игрушек наименее кричащей расцветки и спустилась к себе в квартиру. Девочка упорно ходила за мной хвостом, поэтому я усадила ее перед телевизором – со своим ребенком я бы так, конечно, не поступила, – чтобы приготовить завтрак. Она не доела мюсли и не допила грейпфрутовый сок, о чем, не сомневаюсь, позже пожалеет. После завтрака я объяснила, что мы поедем на поезде и что я ожидаю от нее самого лучшего поведения. Девочка согласно кивнула.
У входа в метро я спросила похожую на птицу кассиршу на высоком стуле, вечно недовольную и ворчливую, сколько стоит однодневная транспортная карта на ребенка.
– За такую крошку платить не нужно! Сколько ей годиков? – спросила кассирша, расплывшись в лучезарной улыбке, и помахала костлявой лапкой ребенку. Девочка, усаженная в прогулочную коляску, застенчиво подняла ручонку в ответ.
– Понятия не имею. А на ваш взгляд, сколько?
– Как это – не имеете? – подозрительно прищурилась кассирша.
Я постаралась вспомнить свое впечатление при первом знакомстве с ребенком.
– Полагаю, ей не больше трех.
– Мне два! – раздалось снизу.
– О, да она говорит! – вырвалось у меня.