Кактус. Никогда не поздно зацвести

Присев на перевернутый деревянный ящик, я попивала чай моих грузчиков, пока Роб с Билли перетаскивали столы, шкафы и комоды в гостиную на первом этаже и в две спальни наверху. Затем были ловко расставлены стремянки, и мои коробки отправились на чердак. Роб был совершенно прав, назвав свой новый дом развалюхой. Я допускаю, что это потенциально терпимый дом рядовой застройки в районе, не лишенном своих плюсов, но кухню, ванную и внутренний декор явно выбирал сумасшедший дальтоник в 70-е годы. С тех пор обстановки не касалась ни кисть маляра, ни, видимо, щетка пылесоса и тряпка. В убогой конуре остаются мамины сокровища, однако нищим привередничать не приходится… Когда все было расставлено, Роб вручил Билли пару свернутых банкнот.

– Выпей пива, я угощаю, – сказал он, снова сунув бумажник в задний карман брюк.

– Слушаюсь, начальник! А тебе удачно доносить, милая. Из тебя выйдет отличная мамочка, я-то уж знаю. Ты и твой малыш должны жить в Бирмингеме, здесь куда лучше, чем в Лондоне, – множество парков и всякой всячины для детей. Город здорово изменился с тех пор, как ты была девчонкой.

– Я учту ваше пожелание, – заверила я.

Я приняла предложение Роба подвезти меня до вокзала Нью-стрит – Кейт, к моей немалой досаде, решила погостить у родителей еще пару дней. Когда мы пристегнули ремни безопасности, Роб спросил об отце моего ребенка. Немного опешив от такой бесцеремонности, я уже хотела отбрить нахала, напомнив не совать нос в чужие дела, но вовремя вспомнила, что собиралась быть сама теплота и покладистость.

– Я не состою в отношениях с отцом ребенка, – объяснила я. – Я ему сказала, что мне не нужна его помощь.

– А он как отнесся? Смирился?

– Еще нет, но смирится. Он по-прежнему ошибочно полагает, что ему хочется как-то участвовать.

– Так почему же ты отказываешься? Он плохо с тобой обходился?

– Нет, совсем наоборот. Если тебе любопытно, у меня три причины для отказа: во-первых, я не хочу одалживаться у него морально или финансово; во-вторых, не желаю, чтобы мне мешали принимать решения относительно ребенка; в-третьих, на самом деле не нужна ему никакая ответственность…

– Ну ему-то лучше знать, что ему нужно и чего не нужно! Нельзя же решать за него. Если он будет помогать финансово или как-то иначе, это не означает, что ты ему что-то должна. Вы вместе сделали ребенка и оба несете равную ответственность. А насчет того, чтобы все решать самой, – это попросту нечестно. По-моему, у тебя навязчивое желание все контролировать.

Я не знала, сколько еще я смогу удержаться в принудительно-дружелюбном ключе. Маска доброжелательности угрожала вот-вот упасть с моего лица.

– Роб, какие цели ты преследуешь этим спором? Или ты пресс-секретарь «Отцов за справедливость»? Иначе мне непонятно, каким образом это тебя касается!

– Я не знаю ни о каких справедливых отцах, и политической окраски в моих словах тоже не ищи, просто у меня есть личный опыт, и я смотрю на вещи с такого ракурса, которого тебе, пожалуй, недостает.

– Какой еще личный опыт может у тебя быть применительно к моей ситуации?

Наступила долгая пауза. Я даже начала надеяться, что мой риторический вопрос закрыл эту тему.

– Знаешь, в колледже я был тем еще придурком, – начал Роб. Я удержалась от шпильки, что меня это не удивляет. – Менял подружек как перчатки. Но с одной у меня было серьезно, и Элисон тоже ко мне прониклась, только постоянно требовала – разберись в себе да разберись. Я был обычный студент и жил весело, хотя временами и пережимал с весельем, если ты меня понимаешь.

– Не совсем.

– Ну до совсем серьезного не доходило, но я много пил, курил, причем не только табак, и так почти каждый день, а уж по выходным – святое дело. Перед выпускными Элисон узнала, что беременна, хотя вроде и принимала противозачаточные… Помню, мы кружили по кампусу и говорили, говорили… В конце концов я сказал – делай аборт, мы слишком молоды, чтобы становиться родителями. Она согласилась, но в клинику приехала в сопли простуженная. Ее отправили домой поправляться и велели записаться снова, а она не записалась. Я напоминал, она обещала, а через несколько недель огорошила – поздно, придется рожать. Я перепугался насмерть – сдалась мне такая ответственность! Я хотел гулять с ребятами, накуриваться по выходным, спускать деньжата на развлечения…

Мы довольно долго стояли на оживленном перекрестке, но на светофоре загорелся зеленый, и водитель позади нас немедленно нажал на сигнал. Роб со скрипом передвинул переключатель скоростей и тронул «Форд» с места.