– Я тут думал, – начал он. – Если хочешь, могу пока поставить твою мебель в моем новом доме, там все равно еще пусто. И меня бы это тоже выручило. Окажем друг другу услугу! А коробки с тем, насчет чего ты колеблешься, можно ко мне на чердак. Заберешь в любой момент, как понадобится.
Новая дилемма. С одной стороны, мне не хотелось одалживаться перед малознакомым человеком, да еще и из лиги Эдварда: потом придется не раз общаться с этим Робом. С другой стороны, он предлагал соблазнительно дешевое и удобное решение проблемы, которое я в своей нынешней финансовой ситуации отклонить не могла. Посуда и прочее не обладали особой денежной ценностью и не представляли интереса для Эдварда; маловероятно, чтобы Роб впоследствии потребовал за них выкуп. Конечно, это наверняка уловка, чтобы заставить меня размякнуть и выведать мои дальнейшие шаги, но этого не случится ни при каких обстоятельствах. В итоге я пришла к выводу, что не повредит и согласиться.
– Только Эду про это не говори, если он сам не спросит, – попросил Роб. – Вы же друг с другом на ножах. Не знаю, как он к этому отнесется.
Неплохо, Роб, похвалила я про себя, очень умно притворяться, что ты вовсе не прихвостень и подпевала моего братца. Это ж непременно завоюет мое доверие. Но учти, в эту игру можно играть и вдвоем, и скоро ты увидишь, что столкнулся с ровней.
Роб принес кипу старых газет и несколько пустых коробок, и я позволила помочь упаковать оставшиеся вещи. Редкая возможность сама плыла в руки – мы сидели на полу самым неформальным образом и занимались чрезвычайно обыденным и весьма монотонным делом. Я решила осторожно расспросить насчет обстоятельств подписания матерью завещания.
– Я тогда только что вернулся из Индии, – отозвался Роб, – и жил у приятеля, но у него жена и дети, мне не хотелось путаться под ногами, вот я и болтался с Эдом в доме вашей мамы. Она была очень добра и неизменно меня привечала. Она сразу предложила мне поселиться в свободной комнате, но мне не хотелось докучать такой пожилой леди. В день, когда я заверил завещание, Эд предложил мне заскочить в обеденный перерыв за компакт-диском, который он обещал дать послушать. Когда я пришел, твои тетка и мама сидели за обеденным столом. Тетя твоя приветствовала меня как старого друга, хотя я ее, насколько помнится, ни разу не видал. Завязался разговор, и тут вошел Эд с конвертом и сразу предупредил, что ему нужно отъехать. Тут твоя мама мне и сказала, что написала завещание и хочет, чтобы мы засвидетельствовали ее подпись. Она вынула ручку из ящика буфета и подписала завещание, а затем расписались мы с твоей тетей. Потом твоя тетка принялась убеждать меня выполнить у нее кое-какие садовые работы. Я объяснил, что мне невыгодно браться за этот заказ, она очень далеко живет, но она настаивала…
Сама невинность, не правда ли? Я спросила Роба, что Эдварду было известно о содержании завещания.
– Понятия не имею, – ответил Роб. – Мне он ничего об этом не говорил, правда, я тогда только вернулся из-за границы. Впервые об условиях завещания я услышал за пару дней до похорон. Эд получил письмо от душеприказчика – после завтрака принесли, и там сообщалось, что он вправе оставаться в доме, сколько пожелает, и что дом нельзя продать, пока Эд не съедет. Он очень обрадовался, но сразу сказал – тебе это не понравится. Помню его фразу «натравливать друг на друга».
– А после этого он что-нибудь говорил о завещании?
– Извини, Сьюзен, тут я в непростой ситуации. Я хочу быть с тобой откровенным, но не готов обсуждать Эда у него за спиной. Скажу одно: ему известно, что ты что-то сделала в суде, чтобы поверенный пока не мог тронуть имущество. Эд говорит, у тебя на это нет никаких юридических оснований и ты попусту тратишь силы. Сказал, что подождет, пока ты выпустишь пар. Я в этом деле сторона и, надеюсь, лишнего не брякнул. Но как ты планируешь оспаривать завещание?
Еще один блестяще подготовленный «экспромт»: якобы полное неведение об интриге и нечаянное выбалтывание малозначащих сведений о позиции Эдварда, будто сам Роб чист и честен. Я не настолько наивна, поэтому его вопрос остался без ответа.
Посуда и безделушки уже лежали в коробках, завернутые в газеты. Меня охватила досада от того, что я узнала так мало полезного, и я перевела разговор с Эдварда на мою мать. Накрыв крышкой последнюю коробку, я небрежно спросила, какой она была перед самым уходом. Роб поскреб заросший щетиной подбородок и ответил не сразу – несомненно, что-то сочиняя на ходу.
– Я бы сказал, что она уже не была на сто процентов прежней. Она казалась какой-то рассеянной, словно ее мысли витали где-то далеко. Начинала говорить и умолкала, не закончив, будто забыла, что хотела сказать. Но старики все такие, в этом нет ничего удивительного. Повода пугаться не было. Да ведь вы еженедельно общались по телефону! Тебе самой-то что казалось?
– У меня сложилось впечатление, что мать все больше путается и утрачивает связь с реальностью. Надо было прислушаться к интуиции и поторопиться с очередным визитом. Тогда я защитила бы ее от козней Эдварда.