Кактус. Никогда не поздно зацвести

– Она, на минуточку, на шестом месяце беременности и совсем одна. И злобной я ее не считаю. По-моему, она в основном старается поступать так, как считает правильным, просто иногда превратно что-то понимает. Такая уж у нее натура, ничего не попишешь.

– Ушам не верю! Мы об одной женщине говорим? Да ты же запал на мою сестрицу! Тебе, конечно, всегда нравились властные бабы, но эта тебя живьем сожрет, Роб! Ты слишком большая рохля, чтобы с ней справиться. Лучше держись подальше, если тебе дорог твой рассудок.

– Не идиотничай, ты прекрасно знаешь, что я пытаюсь вернуть Элисон. Я только говорю – будь помягче с сестрой. Ты получил дом, чего ей в нос лишний раз тыкать?

– Да, я получил дом, а она пытается его у меня отобрать!

– Только потому, что подозревает – ты заставил свою маму написать завещание!

– Ты тоже считаешь, что я ее заставил?

– Это не мое дело.

– А вот тут ты прав, как святая истина, приятель!

Мой брат затянулся, бросил окурок на гравийную дорожку и растер каблуком своего ковбойского сапога, после чего скрылся в доме через черный вход. Вскоре Роб последовал за ним. Я закрыла окно. Начинало темнеть, поэтому я включила лампу, опустила шторы и присела на кровать. Логично было заподозрить, что вся сцена была подстроена моим братом специально для меня, но я пришла к выводу, что это не так. Если бы они хотели, чтобы я слышала разговор, встали бы ближе к окну и говорили громче – я же едва разбирала фразы. А еще обязательно проскользнул бы намек, что Эдвард не причастен к интригам с завещанием. Какую же информацию можно почерпнуть из услышанного? Невероятно, но Роб, похоже, действительно не знает, заставил ли Эдвард мою мать хитростью изменить завещание. Более того, у Роба хватило смелости не спасовать перед наскоками своего дружка. Получается, он отнюдь не заодно с моим братцем. Значит, я составила себе ложное представление об этом человеке. Конечно, неприятно было услышать, якобы я иногда что-то понимаю превратно, но все равно я ощутила непропорционально большую благодарность и даже восторг. Но если вспомнить обвинение Эдварда в том, что Роб ко мне неравнодушен, от чего последний, естественно, решительно открестился, – скажу, что лишь последний дурак мог такое возомнить: Роб маниакально зациклен на своей бывшей подружке, к тому же он моложе меня, у него много друзей, у него есть опыт нормальных отношений. Предположение Эдварда наверняка его ужаснуло. Вряд ли нужно говорить, что я не питаю к Робу ни малейшего интереса. В интеллектуальном плане он мне, безусловно, не ровня, к тому же он распустеха и каланча. Что еще? Мне отчего-то было трудно припомнить все его недостатки. Ну минивэн ему точно не помешает хорошенько вымыть…

В дверь моей комнаты постучали. Я открыла. На пороге стоял Роб.

– Мы сейчас поедем, – сказал он, прислонившись к косяку. – Дурацкая затея была с самого начала. Надо мне было отказаться, когда Эд попросил его отвезти. Я-то обрадовался, что тебя увижу, и вы с ним, может, того… не знаю. Мужик буквально сатанеет, когда речь заходит о тебе. С остальными он нормальный, приличный чувак. Просто видеть не могу, как два небезразличных мне человека воюют не на жизнь, а на смерть…

– Скажи ему больше ко мне не приближаться.

– Прости за испорченный праздник, но все равно – счастливого Рождества.

– Тебе тоже.

Неожиданно Роб двинулся ко мне, раскрыв руки, и я позволила заключить себя в неловкие объятья, которых так трудно избежать в рождественские праздники. Правда, я не стала делать вид, что мне хорошо: живот, разумеется, был препятствием.

Январь

18