– Боюсь, что да, – сказал Мананнан. – Более того, пока ты постоянно находилась в своём монастыре, твоя сила не давала числу пришлых расти.
– Но я полагала, что именно из-за меня, из-за моей силы их и становится больше.
– В одночасье?
– Да, ты прав, я… заработалась святой, перестала замечать очевидное. Но почему именно сейчас?
– Многое ли ты знаешь о том, что происходит за пределами твоего нынешнего обиталища? То-то же. Безумие не появляется повсюду за день, даже за год. Если я всё правильно вижу и понимаю, оно, сперва тлея в одном человеке, потом, как моровое поветрие, садится на другого, разгорается постепенно. На это могут уйти десятилетия. Если на девять человек один пораженный Безумием, это незаметно, безумный приноравливается к небезумным и продолжает жить, как прежде. А ещё людям свойственно умирать, что в этом случае спасает от Безумия их ближних. Но ежели на девять человек трое безумны, то Безумие становится там почти несокрушимым. Никто его не видит, никто его не осознает. А оно растет внутри человека, годами пускает в нём корни всё глубже. И постепенно… охватывает всех девятерых. Теперь, по прошествии стольких лет с той поры, как Патрикей попрал идол Горбуна, есть места и в Эрине, и в Придайне, где безумны целые общины и каэры. Думаешь, они отдают себе отчёт в том, почему разорили дун ближайшего родственника, друга и союзника и перерезали всех его обитателей до единого?.. Бриг, скажи-ка, как долго ты была при Патрикее после того, как он вернулся с Равнины Поклонения?
– Недолго, – Бригитта помрачнела, вспоминая то время, – почти сразу, увидев и поняв, во что он превратился, я покинула его обитель и ушла сюда.
– И поэтому не могла знать, что там произошло дальше?
– Скорее, просто не хотела ни видеть, ни знать.
– Выходит, зря не хотела. В общем, я полагаю, что первые пришедшие в твой монастырь, с самого его начала, оказались либо не заражены Безумием, либо таковых случилось ничтожно мало по сравнению с общим числом. А Безумие меж тем расползалось по людям. И часть этих людей теперь стоит у твоего порога.
– А я-то радовалась… новые люди, больше сделать успеем… больше скел записать, спасти для невежд будущего… Так, – очнулась от своих мыслей Бригитта, – пойду туда и сама во всём разберусь. Ман, присмотри за малышами!
– Прекрати командовать, ты сейчас не со своей братией, – одёрнул её Мананнан. – Одну тебя я туда сейчас не отпущу, раз уж я здесь. А малыши, – он извлёк из воздуха длинный лазоревый плащ и накинул его себе на плечи, – пойдут с нами, но на всякий случай их никто не увидит. Ну что, карапузы, ныряйте сюда, – и он распахнул полу плаща, – всем места хватит!
– Ура! – обрадовались мы с сестрой. – Играем в прятки!
– Ну как, Бриг, видно нас? – озорно спросил Мананнан.
Бригитта, посмотрев на нас, фыркнула:
– У Детей Моря это что, семейное? Повальная страсть к головам отдельно от тела?
– Не понял, – растерялся Мананнан.
– Капюшон к плащу приделай! А то твоя плывущая по воздуху голова вряд ли благотворно скажется на душевном состоянии наших непрошенных гостей.
Я был пророчеством о потопе
Мы вышли к ним. Бригитта шла впереди. Нас с Гвенддид, равно как и Мананнана, никто не должен был видеть. И не увидел.
Те пришлецы, что оказались ближе к нам, заметили приближение. Несколько человек отделились от общей сидяще-шатающейся толпы и направились навстречу. За ними последовали другие, и вот перед нами где-то девять раз по семь мужчин, женщин, детей. Все будто на одно лицо. Нет – на один взгляд. Странный такой, отрешённый взгляд.
– Я – Бригитта, мать-аббатиса монастыря Килдар. Рада приветствовать! Что привело сюда столь многих?
– Госпожа, – стоявший впереди немолодой седой мужчина почтительно склонился, – нас здесь много, это правда. Мы пришли со всех земель окрест и даже издалека, ибо всем нам было знамение.
– Знамение? – было ощущение, что Бригитта подспудно ожидала услышать нечто подобное.
– Знамение, – повторил другой, помоложе.