Калейдоскоп

Может быть, пройти через зал к аппарату видеофона, соединиться с домом, поговорить с матерью или с кем-нибудь из механоров? Или еще лучше: просто посидеть и посмотреть на усадьбу, пока Бэмс не придет за ним.

Он привстал, но тут же опять опустился в кресло. А какой смысл? Говорить, смотреть – это все не то. Не вдохнешь воздух с привкусом сосны, не услышишь, как скрипит под ногами гравий на дорожке, не погладишь рукой стоящие вдоль нее могучие стволы. Не согреет тебя тепло кабинета, и не будет в груди благостного, спокойного чувства единения с твоим собственным клочком земли и всем, что на нем стоит.

А может, все-таки станет легче? Хотя бы чуть-чуть. Он снова привстал, и тут же плюхнулся обратно: «Шагать через весь зал? Мимо снующих мимо незнакомцев? Да это же ужас, настоящий ужас! Нет, тут придётся бежать. Бежать, чтобы спастись от устремленных на тебя глаз, от звуков, от мучительного соседства с незнакомцами».

Он сделал несколько глубоких вдохов-выдохов.

Пронзительный женский голос объявления рассек гудение в зале, и он вздрогнул, как от удара. До чего же паскудно, просто противно на душе. И что это Дядюшка где-то копается…

Глава 4

Глава 4

Через открытое окно в кабинет струилось влажное дыхание весны, оно сулило таяние надоевшего уже снега, мелкие зелёные листики и духовитые цветы, стаи грачей на голубых небесах, и весёлые переплюхи рыб в заводях.

Дмитрий поднял взгляд от бумаг на столе, легкий ветерок потянулся по лицу, попал ему в ноздри, погладил щеку. Рука потянулась за чашкой, но она была пустая, и он поставил ее на место.

Снова наклонился над столом, взял красный карандаш и вычеркнул какое-то слово. Потом придирчиво прочел заключительные абзацы главы:

«Тот факт, что из двухсот пятидесяти человек, которых я пригласил для обсуждения достаточно важных вопросов, приехали только трое, еще не говорит о том, что все остальные страдают психоневрозом, называемым агорафобией. Можно допустить, что людям помешали весьма уважительные причины. И все же есть достаточные основания говорить о растущем нежелании людей, быт которых определяется укладом, определившимся после распада поселений, покидать привычные места, о возникшем не так давно, и усиливающемся стремлении не расставаться с уютом и полном довольстве.

Теперь же трудно предсказать, чем чревата такая тенденция, ведь пока она коснулась только малой доли обитателей Земли. В больших семьях определённые обстоятельства вынуждают кого-то из их членов искать счастья в других краях, даже на весьма удалённых исследовательских площадках. Многих манят неисследованные глубокие недра Земли с их приключениями и возможностями, а многие избирают такое занятие, которое само по себе исключает сидячий образ жизни».

Он перевернул страницу и пробежал всю статью до конца.

Стоящая статья, бесспорно, но публиковать ее нельзя, сейчас никак нельзя. Может быть, после его смерти. Насколько он мог судить, еще никто не подметил этой тенденции, все воспринимают домоседство как нечто естественное. В самом деле, зачем куда-то ездить?

«Но это опасно…» – пробормотал Дмитрий, и услышав сигнал вызова рядом, машинально протянул руку к монитору.

Интерьер кабинета исчез, заместившись объёмным изображением человека, сидящего за столом, казавшимся продолжением стола Раскина.

Длинные седые волосы, толстые линзы очков, и знакомые глаза. Удивительно знакомые…

– Вы… – заговорил наконец Дмитрий, – Но так изменился…

Появившийся в пространстве человек улыбнулся:

– Изменился? – сказал он, – Да и вы тоже. Я – Кузнецов. Помните? кормыши, экспедиция…

– Кузнецов… Павел Николаевич? А я не так давно вспоминал о вас. Вы ведь остались там, в Обиталище. Верно?

Собеседник кивнул:

– Совершенно верно. Знаете, а я недавно прочёл вашу книгу. Совершенно потрясающая работа, и очень актуальная в сегодняшнее время. Я сам долго собирался написать что-то подобное, но всё времени не хватало. И это, наверное, хорошо, что так получилось. Вы справились гораздо лучше. Особенно хочу отметить раздел о функциях головного мозга.

– Мозг хтоников всегда занимал меня. Ну как всегда… Конечно же с того момента, когда я столкнулся со строением их организма во время эпидемии. Этот орган трудно назвать мозгом, вообще-то. То есть это совсем не то, как мы представляем себе этот орган в нашем понимании. Ну, конечно же, сравнивая с органами человека. Ведь кормыши по своему физическому строению совсем не похожи на людей! Есть некоторые специфические особенности. Боюсь, я тогда уделял ему больше времени, чем имел на это право. Нас ведь не за тем посылали.

– Да нет, вы правильно поступили в то время, ответил Кузнецов, – Я потому и обратился к вам именно сейчас. У меня появился один пациент – операция на мозге. Это – хтоник. И только вы можете справиться.

– Хотите доставить его сюда? – у Дмитрия отчего-то перехватило дыхание, руки задрожали.

Собеседник покачал головой:

– Этого нельзя сделать. Да вы его хорошо знаете, это философ Серемар.

– Серемар? Это мой самый лучший друг. Мы с ним общались всего пару дней назад! Что произошло?