Калейдоскоп

– Совершенно неожиданно ему стало плохо, – ответил Кузнецов, – И он хотел вас видеть.

Раскин окаменел, внезапно охваченный паникой, отчего лоб его покрылся крупными каплями испарины, а пальцы свело в кулак. До боли.

– Вы ещё успеете, если только отправитесь сразу после нашего разговора, – продолжил собеседник, – Я договорился с Мировым советом, чтобы вам зарезервировали спецлифт до Обиталища, а гравилёт ждёт команды. Всё решает скорость.

– Но… – дрожащим голосом заговорил Дмитрий, – Я сейчас не могу…

– Что значит не можете?!

– Это, как бы вам сказать… Не в моих силах, и вообще, почему именно я? Вы сами отлично…

– Я не справлюсь с этим, – перебил его Павел, – Только вы в состоянии выполнить такую операцию, только у вас есть необходимые для этого знания. Жизнь Серемара в ваших руках. Если вы тут появитесь, он будет жить. В противном случае он умрёт. Хтоники практически не болеют, и живут очень, и очень долго. А тут, очевидно, последствия той самой эпидемии. Вы не можете не приехать.

– Всё дело в том, что я не могу спускаться так далеко в глубь земных недр.

– Спуск в шахте сейчас доступен любому человеку, вы знаете об этом. Давление регулируется очень мягко, вы ничего не почувствуете при спуске. Вам создадут любые условия.

– Павел, вы не понимаете, – взмолился Раскин, – Вы…

– Не понимаю, – утвердительно произнёс Кузнецов, – Не могу этого понять – чтобы человек мог отказаться спасти жизнь другу…

Они долго в упор смотрели друг на друга, не говоря ни слова.

– Я передам распоряжение, чтобы экспедиционный гравилёт предоставили прямо к вашему дому, – вымолвил, наконец, Кузнецов, – Думаю, к этому моменту вы примете правильное решение.

Собеседник пропал, и привычная стена вернулась на свое место. Стена и книги на полках, камин и картины, милая сердцу мебель, дыхание весны из открытого окна…

Раскин сидел неподвижно, глядя в пространство перед собой.

Серемар… Милое, мохнатое лицо, свистящий шепот и птичье пощёлкивание. Заботливый, прозорливый Серемар. Проникнувший внутрь субстанции, из которой сплетены грезы, и вылепивший из неё логику, новые правила жизни и поведения. Серемар, для которого философия – не теория, а по-настоящему прикладная наука, средство усовершенствовать, улучшить жизнь.

Дмитрий закрыл лицо ладонями, борясь с нахлынувшим на него отчаянием.

Кузнецов не понял его. Да и откуда ему понять, ведь он не знает, в чем дело. А хотя бы и знал… Разве он, Раскин, сумел бы понять другого человека, не испытай он сам необоримый страх при мысли о том, чтобы покинуть родной дом, родные поля, свои владения – это святилище, которое он себе воздвиг? Впрочем, не он один, её воздвигали все Раскины. Начиная с первого Глеба… Мужчины и женщины, сотворившие такой привычный ныне уклад, традицию.

В молодости он, Дмитрий Раскин, спокойно спускался в плохо оборудованную шахту, отправляясь в глубины Обиталища, и даже не подозревал о поселившейся в его душе психологической отраве. Как спустился Трофим несколько месяцев назад. Но тридцать лет безмятежного бытия в логове, которое стало всем Раскиным родным домом, привели к тому, что эта отрава достигла неодолимой теперь концентрации незаметно для него. Да он и не замечал того, просто не задумывался.

Теперь-то всё стало понятным, как это вышло. Ежедневные однообразные действия, привычки, то самое счастье, обусловленное определенными вещами, которые сами по себе не обладают какой-то ценностью, но вся цепочка семьи, – пять поколений Раскиных, – придала им вполне конкретную, определенную значимость.

Теперь ясно, по какой причине в других местах тебе неуютно, неудивительно, что оторопь берет при одной мысли о чужих пейзажах.

И ничего тут не поделаешь. Разве что взять, да и срубить все деревья до одного, спалить дом и изменить русла ручья да речки. Да и то еще неизвестно…

Глава 5

Глава 5

Оцепеневшего от нахлынувших мыслей Дмитрия пробудил сигнал вызова видеофона. Он нажал на ответ.

Всё пространство комнаты заполнил белый свет, но изображения не было. Незнакомый голос произнёс:

– Освободите помещение от посторонних лиц, сообщение только для Дмитрия Раскина. Подтвердите секретность.

В левом углу монитора появился прямоугольник красного цвета. Дмитрий приложил к нему сперва левую ладонь, затем правую. Цвет изменился на зелёный.

– Подтверждаю, – произнёс он.

Белый свет в комнате растворился, и напротив хозяина появился человек, которого он не один раз видел в сводках новостей. Это был Герасименко, председатель МСВО.

– Ко мне обратился Кузнецов, Павел Николаевич, вы его знаете.

Не говоря ни слова, Раскин кивнул.

Председатель продолжил:

– Дмитрий Николаевич, Кузнецов сообщил мне, что вы отказались прибыть на территорию Обиталища.

– Ничего подобного, – возразил Дмитрий, – Мы не договорили, когда он решил прервать связь. Я сказал ему, что не в силах спускаться в недра, но он стоял на своем, не хотел меня понять.