Калейдоскоп

И ведь это из-за них довольно большой отряд мутированных енотов до сих пор практически не принёс почти никакой пользы своему старшему брату, человеку. Потому что еноты уже больше ста лет заняты слежкой, выполняют роль полицейских отрядов, которые держат под наблюдением модификантов.

Поглядывая на монитор связи, Раскин оттолкнул назад кресло, выдвинул ящик стола, достал папку.

Потом нажал кнопку, вызывая секретаря. Прозвучал голос:

– Слушаю вас, Виктор Борисович.

– Я пойду на встречу с Окуневым, – сказал Раскин, – Если кто будет искать…

– По необходимости, я вам сразу же сообщу, Виктор Борисович, – голос секретаря слегка дрожал.

– Хорошо. Да, вот ещё что – запросите папку из секретного архива, мне нужно кое-что уточнить. Номер С-35. Положите её на стол. А лучше разложите листы, их там немного, всего шесть штук.

– Будет сделано, Виктор Борисович.

– Это всё. До связи.

Раскин нажал на кнопку.

«Уже прослышали, –сказал он себе, – Все до единого, на всех этажах навострили уши, ждут новостей».

Глава 3

Глава 3

Окунев сидел, развалившись на лавочке, в небольшом, закрытом от посторонних посетителей скверике, что находился на заднике здания Мирового Совета, и смотрел, как маленький, в яркую чёрную полоску енот, ретиво копает землю в поисках воображаемых корешков.

– Не забывай, Жулик, – сказал Павел, – ты меня всё равно не обманешь.

Енот остановился, глянул на него, весело оскалился, ответил мирным похрюкиванием, потом снова принялся копать.

– Рано или поздно все равно не выдержишь, проговоришься, – объявил Окунев, – И тебе тогда будет стыдно.

Жулик продолжал рыть землю.

«Хитрый бесёнок, – подумал Павел, – Умён не по годам. Раскин, умник причёсанный, напустил его на меня, и енот играет свою роль. Играет по-честному – ищет корешки, навалил кучу вон, в кустах. Вылизывается да чешется – обычный енот, да и только. Но меня-то ему не провести. Никто из них не проведет меня».

Захрустел гравий, и Окунев поднял голову.

– Добрый вечер, Павел Сергеевич, – поздоровался Раскин.

– Я уже заждался вас, – сухо ответил Окунев, – Садитесь и выкладывайте. Только не хитрите лишнего. Вы мне не верите?

Виктор опустился в кресло рядом, положил на колени папку:

– Не забывайте, я прекрасно вас понимаю.

– Сомневаюсь, – резко ответил Павел, – Я уже достаточно давно прибыл сюда с сообщением, очень важным. Приготовил отчёт, который дался мне очень дорого, вы и не представляете себе, чего это стоило.

Он сгорбился в кресле:

– Постарайтесь хотя бы понять, что всё то время, пока я нахожусь в человеческом обличье, для меня настоящая пытка.

– Сожалею, – ответил Раскин, – но мы должны были во многом разобраться, нужно было как можно тщательнее проверить ваш отчёт.

Окунев поднял брови:

– И меня самого в том числе?

Раскин молча кивнул.

Павел продолжил:

– Жулик тоже в этом участвует?

– Он не Жулик, – мягко возразил Виктор, – Вы его обидели, если называли Жуликом. Мы нынче предпочитаем называть всех енотов человеческими именами. Этого зовут Эдуард.

Енот перестал копаться в земле, и подбежал к ним. Сел возле Раскина и потер грязной лапой вымазанные глиной усы.

– Ну, что скажешь, Эдуард? – спросил Виктор.

– Он человек, тут сомнений у меня нет, – ответил енот, – но только не совсем человек. И он не модификант. Он – что-то ещё. Что-то чужое.

– Ничего удивительного, – сказал Окунев, – Я ведь целых пять лет был игрецом.

Раскин кивнул:

– Какой-то след должен был остаться. Само собой. И енот не мог не заметить этого. Они на этот счет чуткие. Прямо-таки медиумы. Мы потому и поручили им модификантов: как бы ни прятались, всё равно выследят.

С надеждой в голосе Павел задал вопрос:

– Значит, вы мне верите?

Виктор перелистал лежащие на коленях бумаги, потом осторожно разгладил их:

– Боюсь, что да.

– Что это значит – боюсь?

– Это значит, что вы, Павел Сергеевич, величайшая из опасностей, которые когда-либо угрожали человечеству.

– Какая опасность?! Да вы что! Я предлагаю…

– Знаю, – ответил Раскин, – Вы предлагаете рай.

– И это вас пугает?

– Нет, меня это ужасает. Да вы попробуйте представить себе, что будет, если мы объявим об этом людям, и они услышат. Каждому захочется спуститься в Каверну, и стать игрецом. Хотя бы потому, что они, похоже, живут по нескольку тысяч лет. Люди, поняв это, потребуют, чтобы им немедленно разрешили допуск на спуск в Каверну. Никто не захочет оставаться человеком. Кончится тем, что люди все превратятся в игрецов. Вы подумали об этом?

Окунев нервно облизнул пересохшие губы:

– Конечно. Другого я и не ожидал.

– А вы представляете себе, что из-за этого решения человечество исчезнет? – ровным голосом продолжал Раскин, – Исчезнет накануне своих самых великих свершений. Испарится в ноль! Это вы поняли?! Ведь всё, что произошло за тысячелетия, обратиться в прах!

– Но вы не знаете…– возразил Павел, – Вам не понять. Вы не были игрецом. А я был, – Тут он ткнул себя пальцем в грудь, – Я то знаю, что это такое.

Виктор покачал головой: