Календарные дни

Екатерина Исаевна с утра начала, как всякая хозяйка, готовить парад угощений. Днем в сенях маленького, крепкого дома застучали молодые ноги, засмеялись чистые голоса. Потом вошли и сами молодые.

Свет померк в глазах Екатерины Исаевны, как жениха увидела. В комнату с Ниной вошел водитель, который оставил с усмешкой на зимней дороге умирающего мальчика и уставших женщин. У парня было ясное, неглупое широкое лицо с чрезвычайно шустрыми глазами, добрая подкупающая улыбка и мягкие шаги. Жених улыбался, глядя на Миронову и не узнавая в ней «тетку» на дороге. Свет, истекавший из этих дружелюбных доверчивых глаз, застил Екатерине Исаевне весь мир, как тогда, в метель, свет фар случайной той машины был ярче всех прожекторов морской береговой охраны, и сейчас она поначалу слова не могла выговорить. Молодые думали — от счастья.

— Что так, мама! — вскрикнула Нина, заглядывая Екатерине Исаевне в лицо и обнимая. — Отчего ты белая?

— Сейчас ты побелеешь, — с трудом отвечала Екатерина Исаевна и закончила без перехода: — Прочь отсюда!

В первую минуту Нина и ее жених не поняли, но оробели. Однако знакомый Мироновой по метели и мальчишеской смерти через некоторое время пришел в прежнее состояние и доверчиво ласкал врача взглядом. И Екатерине Исаевне стало душно, и невинный свет жениховских глаз гасил ее волю бесцеремонно и безжалостно, как давний свет рыскавших в чистом поле фар.

— Вон из дома! — повторила, холодея от гнева, Екатерина Исаевна, хотя сроду дома у себя никому не говорила злых слов. — Здесь не бывало подонков!

— Ты с ума сошла, мамочка! — грубо завизжала Нина, поникшая и обесцвеченная злобой. — Ты все перепутала! Николай работает в леспромхозе инженером!

— Простите, Катеринсеевна, — коряво, но совсем не растерянно выгнул фразу новоиспеченный жених и зять. — Такой этикет мне чрезвычайно не понятен — чем успел досадить?

Если и было в парне поначалу некоторое оробение, то быстро улетучилось, как и все показное при столкновении с жизнью. В его глазах, в каждой складке тугого лица, в каждой щедро распахнутой улыбке отчетливо проявилась наглость. Дочь, верно, любила его сильно, но Екатерине Исаевне парень казался просто уродом. Может быть, оттого, что для нее гармония мира и отдельного человека кончалась там, где человек не занимался делами того самого мира. Мироновой нелегко было остановиться на полпути. Гнев подхватил ее под руки и поволок вперед.

— Это нечеловек, который проехал мимо нас той страшной ночью, дорогая моя! — закричала наконец и Екатерина Исаевна, но крик-то успокоил ее настолько, насколько можно успокоиться от такого узнавания. — Лучше бы он сразу проехал мимо, и мы бы до сих пор думали, что не заметил в метели!

— Неправда, мама, лжешь! — повторила страшное слово Нина.

И Екатерина Исаевна догадалась: упади она сейчас под ноги молодым, наложи на себя руки, то и тогда дочь не поверит ей. Все было так неожиданно и впервые для дочери, так неузнанно и неприятно, что Нина могла отыскать тысячи причин материнского неприятия нового человека: в один момент у нее точно выработался на этот случай причинный иммунитет.

— Успокойся и молчи! — приказала Миронова дочери и не глядела уже на несвершившегося зятя. — Невиновен твой мастер. Не обязан он был подвозить кого бы то ни было. Нет такой строки в Конституции. Только я знаю лишь одну категорию людей без человеческих обязанностей — подлецов!

Такое вот свадебное приветствие случилось в доме, хотя никто больше Екатерины Исаевны не желал дочери счастья. Миронова поворотилась и ушла на кухню к пирогам и салатам. В комнате все заверещало-завертелось по новой программе. Истинно, любовь неистова, когда ищет выход.

— Во всяком случае вы могли бы выслушать меня, — мастер почти строевым шагом настиг Екатерину Исаевну. — А вы, мама, даже на такую малость не готовы.

— Тебе скоро будет стыдно! — монотонно кричала, как раскачивалась, Нина, и слышно было, что она собирает вещи.

Молодые покинули дом, на прощанье так затворив дверь, что на кухне у Екатерины Исаевны рухнула полка с горшками и кастрюлями.

Мать и дочь зажили недалеко друг от друга, но разными дворами и знакомыми, чего в конпоселке давно не случалось. Екатерина Исаевна переживала разлуку сильно и, может быть, помирилась бы с детьми, но все приподнимался в ее памяти тот, умирающий мальчик с холодных санок, все уговаривал, чтобы она не беспокоилась за него. Одна была отрада: люди доносили, что молодые живут дружно, — и то ладно для матери.

Летом в больнице перекрывали крышу. Пыли и ржавчины хватило и на всех врачей и медсестер. Екатерина Исаевна схватила охапку жестяных лохмотьев — мимо больничных ворот быстро прошла Нина. У Мироновой ноша выпала из рук — она заметила тот самый чемодан, с которым дочь ушла с любимым инженером.

— Долгожданная гостья! — весело крикнул с крыши заместитель главного врача. — Встречайте ее, Екатерина Исаевна, мы тут сами доломаем.