Последние десятилетия садом занимались Захаровы, обезопасив его с четырех сторон двойными рядами пирамидальных тополей и берез. Яблоневый сад оставался почти единственным и как бы уже древним уральским чудом, поглазеть на которое прибывали издалека.
Полтора века словно не задевали его арктические морозы, по-домашнему легко скользя камскими льдами к центру России, не поражали недуги и червь витиеватый. Выстоял сад и в периоды коренных ломок и реконструкций, хотя защититься тут было сложнее, по мнению крестьянина, чем от порчи.
Беда высунулась, откуда селяне не ожидали. Она явилась в лукавом образе покровителя и защитника земли и растительности Юрия Юрьевича Тушкина́. Желчным его трудно было, конечно, назвать — из-за розового окраса кожного покрова и неспешного удовлетворительного проживания в Вязовке. Однако колхозные угодья вызывали в нем заметное раздражение по причине нужды в ежегодном устроении — горбиться специалисту никак не хотелось.
Тушки́н, как он сам высказывался, «ничего, образно говоря», не таил против фруктово-ягодных плантаций, пусть даже дошедших из самодержавной эпохи, но, добавлял, «для поддержания посадок в плодоносящем состоянии, образно говоря, одного энтузиазма мало». Требовалась бригада садоводов, а в штате животноводческого колхоза она не предусматривалась. Председатель Портнягин — брюнет в широких костюмах и с плотными, как у ракообразных, глазами — иногда между основными заботами уговаривал в присутственных местах отнестись к уникальному саду более материально темпераментно, чем, положим, пекся о том горнозаводской начальник и его управляющие. Постепенно, везде встречая только сочувствие и горячее понимание — категории, относящиеся скорее к сфере духовной, брюнет выветрил желание убиваться зря. В те времена еще сильно заботился о саде старик-агроном с мичуринцами. Захаровы тогда же, намного опередив в тамошних местах зарождение коллективного подряда, выдумали семейное звено, назначив себя садоводами и караульными.
Садовое благополучие лопнуло с появлением Тушкина́. Специалист выслал сначала самодеятельное звено на гречишные поля — медоносную культуру включили в хлебный план колхоза, потому что в области развернулась кампания за реставрацию гречневой каши. В сад теперь выводили, под присмотром, провинившихся или похмельных скотоводов или механизаторов.
Трех лет не прошло — цветущий уголок хозяйских угодий обесплодел и завшивел. Навалились на него бескормица, морозы, тля с веселой гусеницей. На сходах Тушки́н убеждал однодворцев, что для них от садов одно разорение.
— За яблоки, пусть даже райские, наверху, образно говоря, не поворошат лишний раз в кресле, — вещал агроном в душевных собеседованиях с председателем. — Резко спросят за колос.
— Провались оно в скважину! — согласился как-то Портнягин. — Верно. За сады-огороды мне до сей поры вины не нагружали, а за молоко и зерно вылущивали догола и болезненно.
В конце концов сад поредел и насквозь просвечивал даже в ведомственные сроки цветения. К венцу августа в жадные травы нехотя падали спелые яблоки и долго гнили, распространяя неведомый ранее в деревне запах ненужного плода. По осени в аллеи сада врывались на механизмах хваткие чужие люди, сгребали, распаляясь от дарового взятка, яблоки в мешки невероятно большого объема, а потом сбывали их на скудном северном рынке по хорошей цене.
В канун того самого события агроном Тушки́н появился в саду с зеленоглазым, как Софи Лорен, бригадиром механизаторов из путевой колонны. Мужики сначала зигзагами, как лунатики, побродили по тенистым аллеям сада, полюбовались гражданским подвигом предков. Когда фаза очарования прошла, на лице специалиста вновь живо показалось выражение тоски.
— Много мотаюсь, а редко приходится видеть такую красоту! — от всего сердца похвалил механизатор и погладил тоненький ствол яблоньки. — Заполучить такой садик при отчем доме — и никаких забот в жизни.
— Напротив, образно говоря, здесь и начнутся настоящие, а не выдуманные нормировщиком трудности, — сурово свел его с действительностью Тушки́н. — Сдвинете за неделю этот деревомассив в низину? Заплатим бригаде — скоро и необидно.
— Шутишь, мастер? — бригадир поглядел на агронома с новым интересом. — Голимые ж деньги в болотину ахнут!
— Какие тут забавы к концу рабочего дня? — недовольно отозвался Тушки́н и зевнул. — Ближе к вечеру гоните технику — и вперед. Нам эти двадцать гектаров отличной земли под клевера нужны — осваивайте территорию.
Но зеленоглазый механик, дергая «молнию» комбинезона, все еще озадаченно смотрел на агронома, ожидая разъясняющего ситуацию смеха.
— Про такие обороты только в кино видел, — сознался наконец бульдозерист, к которому вернулись обычная бойкость и безразличие к чужим делам, выработанные подчиненностью общественного положения. — Считай, мастер, что уговорил, хотя шедевр этот жаль.
— Сейчас важнее польза, а не виды красивые, — не согласился Тушки́н. — Добрая земля лежит рядом с фермой, а в кормушки с нее не откладывается. Вас, мелиораторов, к тому же не дождешься, чтоб почвы подправили в сроки.