Екатерина Исаевна взошла на крыльцо и еще в сенях услыхала глухой плач. В комнате, прямо на полу, лежала Нина. Екатерина Исаевна бросилась поднимать дочь. Но та, повернув мокрое лицо к матери, перестала всхлипывать и отчетливо, как ударила со всего размаху, проговорила:
— Ты, мамочка, жизнь мою опрокинула! Из-за твоего эгоизма все беды!
— Что ты говоришь? — совсем тихо спросила Екатерина Исаевна. — Живите — я ведь не вмешиваюсь.
— Николай выгнал меня! — после напряженной паузы сообщила Нина. — Сказал, что я слишком порядочная для него, и своей порядочностью мы задавили семью в зародыше!
— Ничего, Нинуля, — Екатерина Исаевна опустилась на колени рядом с дочерью. — Все уладится, милая, со временем. А ты прости меня, если я виновата перед тобой.
— Прощения у него проси! — тонко и зло выкрикнула Нина. — Ты не передо мной — перед Николаем виновата, потому что не о счастье нашем, а о правде своей хлопотала.
У Екатерины Исаевны не было желания и духа доказывать что-то или не доказывать дочери. В тот миг сильнее всего была в ней потребность любить и жалеть. Она обняла дочь, точно хотела вернуть ее в то давнишнее состояние согласия и мира, но в глазах Нины таились пустота и отчуждение.
Нина медленно поднялась с пола. И тут Екатерина Исаевна явственно увидела то, о чем смутно догадывалась. Нина была на последних месяцах беременности.
Но там, где, казалось, собирается все отчаяние мира, по понятиям дочери, для Екатерины Исаевны начиналась надежда. Именно надежда и новые силы.
САД
В милом и доселе благополучном поселке Вязовке случилось чрезвычайное происшествие. Только-только высветило избы с росными крышами и окрестную летнюю благодать — из дремотного проулка выбежал с ружьем колхозный ветеран Семен Моисеевич Захаров. Быстро оглядевшись, старик бросился за агрономом Юрием Тушкины́м. Настигнув ничего не подозревающего полевода на крыльце правления, Захаров выстрелил дуплетом в его покорную спину.
Агроном упал, обливаясь по́том.
На звук стрельбы выбежали решительные люди. Кузнец Глодилин, племянник Захарова Митька и тракторист Иван Мог с налета «побратались» с дедом, завалили его в татарник и отобрали берданку.
— Казнить тебя мало, выползок среднерусский! — кричал взбешенный ветеран, ворочаясь в руках земляков.
Через расчетное время на детективной скорости примчала машина с группой захвата. Начальник милиции Щелкунчик, удивляясь живучести специалиста, первым делом осмотрел огнестрельную единицу. Оказалось, что Семен Моисеевич сжег холостые заряды — попугал Тушкина́. На всякий случай милиционеры забрали взволнованного Захарова и замкнули в изоляторе.
Тушкина́ тем временем конторские женщины отпаивали в столовой молоком. Однако не от любви и уважения — из прослоечной солидарности. Тушки́н плакал и часто икал.
— Террористический акт на ведущего земледела хозяйства — вещь глубокомысленная, выводящая на профилирующие инстанции, — как всегда, непонятно и мрачно предрек коваль, проводив машину общественного порядка. — Узаконят Семену лет пять!
— Откуда выучил уголовную книгу, дядя Валера? — сильно озлился Митька Захаров. — Некому Тушкину́ впаять лагерного срока за несоответствие должности и вражеские распоряжения!
— Парень, видать, не любит земельку, а нынче вовсе к ней обезразличел, — подтвердил трудноразговорчивый тракторист Мог. — Как-то по весне застукал агронома в кустах с биноклем. По грязи ходить неохота — так он вспашку издали выценивал… наблюдатель.
— Про какие приказы тут заговорили? — вдруг ожил председатель правления Портнягин, до того безучастно взиравший на нерядовое сельское событие. — На этих землях распоряжается правление колхоза, ну, и я — покудова не высвободили.
— Тушки́н подбил механизаторов ПМК сад прикончить, — нехотя выдал Митька Захаров, посверкивая черными, непримиримыми глазищами.
— Не желаешь лишнего гнета — отдай сад в аренду кому или школе! — вдруг злобно распорядился Иван Мог. — На кой хрен губить добро? Не нами высажено и пощажено плодовое осмысление земли, сплошь каменистой.
— Ты, Ваня, не подкалывай народ зазря до выяснения! — предупредил строго председатель, бывший всегда в неведении о новостях. — Без тебя, милок, хватает советчиков и паникеров!