Калифорнийская славянка

       Екатерина любила эти ранние утренние часы за то, что они принадлежали только ей одной и никому больше. Она знала, что у дверей  спальни и других личных комнат дежурят сейчас камердинеры, камермедхен, да камерфрау. Но никто из них не посмеет войти сюда, пока она сама не позовёт их тонким звоном своего серебряного колокольчика.

       Да и совсем немного было у государыни Екатерины таких счастливых минут одиночества. Уже к девяти часам  у дверей её, убранной к тому времени спальни, соберутся со своими бумагами статс-секретари, обер-полицмейстер, вице-канцлер или столичный губернатор, петербургский главнокомандующий или генерал-прокурор Сената – те, кому в этот день  положено быть у императрицы для доклада. С этого самого часа  государыня будет весь день  среди людей, занимаясь  различными делами почти до отхода ко сну  где-то  часов в десять вечера. Так что ей было за что любить эти первые после пробуждения утренние часы.

       Екатерина ещё с юности не любила никакой роскоши ни в одежде, ни в убранстве жилых своих покоев и придерживалась сего правила всегда и по сию пору. Вот и сейчас, надев простой белый капот и такой же белый чепец на голову, она в первый раз позвнила в колокольчик. Тут же отворилась дверь  и в её рабочий кабинет вошёл дежурный камердинер, которого она даже и не видела, находясь рядом в спальне. Он молча, как это делал ежедневно, поставил на секретер государыни большую фарфоровую чашку горячего и крепчайшего  левантского* кофе, да блюдце с гренками  и так же молча удалился.

       Екатерина перешла в кабинет, села за секретер и взяла в руки чашку  с любимым напитком. Она вдохнула его аромат и даже зажмурилась от удовольствия. Сделав несколько глотков, государыня придвинула к себе лежащие на столе листы бумаги. Вчера она опять увлеклась сочинением своего Наказа для будущей Комиссии по составлению новых российских законов. Уже не один месяц  каждое утро она садится и пишет свой Наказ, а конца и края не видно сему писанию. Но она не отчаивается. Это писание, да чтение древних и современных мыслителей стало её подлинной страстью. Да и кому, как не ей, наказать будущим депутатам думать и принимать законы о власти самодержавной, о суде и расправе, о воспитании, о торговле, образовании, о городах российских и их населении, о государственных доходах и расходах… Ох, как много  ей ещё придётся думать и писать…

…Вот и вчера, увлекшись  писанием поздним вечером, чего  почти никогда не делала, она даже записочки  своему любимцу Гришеньке Орлову  не послала, чтобы пришёл к ней ночку скоротать. Вот, поди, метался  в  своих комнатах, увидев запертою потайную дверь  в её покои. Ну да ничего. Пусть помечется – крепче любить будет…

            Екатерина взяла новое белое  перо  и, омакнув его в чернильнице, склонилась над белым же листом бумаги.

       …Но долго ей заниматься своим любимым делом  в  сегодняшнее утро не  пришлось. За дверьми кабинета послышались какие-то голоса, коих в такой ранний час  быть не должно. Хотя на каминных  часах  уже  почти девять утра и к этому времени  первые докладчики-секретари должны   находиться в зале.

_______________________________________________________

*левантский –  восточный, из Леванта / В.Даль/

       Императрица вновь позвонила в колокольчик, и в кабинет тотчас же вошёл один из её четырёх  статс-секретарей граф Олсуфьев.

       - Доброе утро, матушка-государыня. Как ночевали?- заботливо произнёс он, склонившись в поклоне у самой двери.

        - Доброе,  доброе, Адам Васильевич.  Всё  слава Богу, - приветливо улыбаясь, ответила Екатерина. – А что там за шум у моего порога?

       - Так прискакал к Вам нарочный гонец, государыня, из самой сибирской стороны, от тамошнего тобольского губернатора Чичерина. Вот дежурный офицер громко и просил Вам срочно доложить и пакет передать,- и Олсуфьев кивнул на серебряный поднос, который держал в руках.- Вы уж извините за беспокойство, Ваше величество.

       - Ничего, ничего, граф. Да к тому же и офицер прав. Его не ругайте… Ну и что там?- показала  Екатерина на конверт.

       - На пакете начертано: «Императрице Екатерине Алексеевне… везти денно и ночно нигде не удерживая».

       - Что же мне так срочно хочет поведать  Денис Иванович. Почитайте-ка, граф.

        Олсуфьев достал из пакета бумажные листы:

       - «Всепресветлейшей, державнейшей, великой государыне, императрице Екатерине Алексеевне, самодержице всероссийской»…

       - Постойте, постойте, Адам Васильевич,- прервала  секретаря Екатерина.-  Вы ведь знаете, что я этого не люблю…Мне суть послания изложите. Сами-то его прочли?

       - Как же, государыня, читал. Поскольку срочное,- ответил Олсуфьев.