– Дядя Миша, а вы знаете, чем дьявол отличается от бога, – улыбнулся Григорий. – Бог разрешает в него не верить, дьявол же заставит в конце концов поверить в него… Мы многое с вами не знали, а Аксёнов знает, знал всегда… – Григорий тяжело вздохнул и замолчал, потом продолжил: – Я был страстно влюблён в одну девушку, она писала стихи. Я хотел из нее сделать известную поэтессу. Аксёнов вызвался мне помогать… Инга… так зовут эту девушку, удивительный и необычный человек. Так вышло… она отказала мне в взаимности. И… Знаете, дядя Миша, пусть отказала, я так решил, но… Но она станет известным на всю Россию писателем. Так я решил тогда… Но она настолько тогда обиделась на меня…
– Обиделась? – переспросил Ковач, неосознанно трогая сквозь брюки головку члена.
– Мне тяжело говорить это, дядя Миша… на меня как-то снизошло помрачение, и… Я гад, да? В общем, я… чуть не изнасиловал её…
– А что потом?
– Потом я вымаливал прощение… Тогда я и встретил этого колдуна. Моё издательство заключило контракт с ним на издание новой книги. И… знаете, Аксёнов мастер выуживать то, что внутри человека. Я рассказал ему историю с Ингой…
…Ковач вдруг себя поймал на том, что он расстегнул поясную пуговицы на брюках. Удивился, зачем… и заставил себя положить руку на подлокотник.
– …Инга со своим парнем уехала тогда к себе в Крым. Аксёнов предложил поехать вслед, уверил, что способен уговорить её, и она станет моей. Глупо, да?
– Я не знаю, Гриша. Возможно, совсем не глупо. А что дальше?
– Мы приехали в Морскогорск… это маленький посёлок, где живёт Инга. Уговорить, конечно же, её не получилось. Поэтому я и сказал, всё было глупо. Мы с Аксёновым решили на ночь остаться в этом посёлке, снять домик или комнату. Не ехать же в ночь…
Григорий замолчал и отвернулся. Рука же Ковача переместилась снова к паху, расстегнула молнию ширинки и оттянула резинку трусов вниз…
– Что же было? – с чуть заметным волнением спросил Ковач.
– Я… я долгое время думал, что Аксёнов меня изнасиловал… но я сейчас думаю, в ту ночь я хотел этого…
– Он тебя?
– Дядя Миша, не делайте этого, пожалуйста…
– Что? – испуганно вздрогнул Ковач.
– Я сейчас просто это вижу… Поверьте, я вас ни в коем мере не виню, то что вы… дрочите. Так сейчас делают все мужчины, общаясь со мной. Но умоляю, ради памяти отца…
Ковач с ужасом посмотрел вниз, он действительно занимался онанизмом. Застегнувшись, он…
– Я… я не знаю, как это… Прости, Гриша…
– Вы не виноваты… вернее, не совсем виноваты, дядя Миша. Это всё колдовство Аксёнова… вы теперь прочувствовали его на себе, – снова грустно улыбнулся Григорий. – После того, как я сбежал от Аксёнова, я не могу контактировать ни с одним мужчиной. Каждый мужчина, увидев меня, желает…. желает трахнуть меня. Печально, но если не расстояние сейчас между нами, вы бы уже… Дядя Миша, это магия, и она непобедима. Никто из мужчин не сможет контролировать себя возле меня… Поэтому я здесь…
…на острове, конечно, есть мужчины, – продолжал Григорий, а Ковач с ужасом думал о том, что с ним сейчас происходит. – Но эти мужчины из местного племени аборигенов. Я не могу объяснить почему, но они другие… ни как мы, люди из цивилизации. Быть может, их мозг не так развит. Но мои чары на них не действуют…
– Чары… – повторил Ковач, ощущая эрекцию до боли.
– В меня влюбляются мужчины… беспамятства… Поэтому берут силой. Они настолько влюблены, что не контролируют себя. Ох, дядя Миша, если бы вы знали, сколько мужчин меня поимело в пути, пока я добрался. Я добрался до острова на катере береговой охраны. Меня сопровождали трое солдат из республиканских ВМС. Пока мы шли в катере, я в кубрике по очереди ублажал их… Дядя Миша, я вас просил, пожалуйста…
– Да-да… Прости, Гриша…
– Знаете, не это самое страшное… Ни то, что меня насиловали столько мужчин… Самое страшное, что… И это очень угнетает меня… Я люблю Аксёнова, я хочу быть с ним, хочу его ласки… Я убежал от него, я не гей. Я думал вдали это пройдет. Но… пока не проходит…
Видеосигнал вдруг пропал, в скайпе около значка Григория высветился статус «не в сети». Ковач немного подождал. Розманн не появлялся. Прошло минут пятнадцать. За это время Михаил Николаевич понял один убийственный факт – он был безумно влюблен в Гришу. Ковач заплакал, он осознал себя как самое несчастное существо. Сможет ли он сейчас жить без Гриши, и как? Тот неизвестно где, на каком-то острове Уэа… Надо оформить загранпаспорт… сколько стоит билет… отпустят в вузе… как сказать знакомым… Мысли, мысли, мысли… Какие глупые мысли!
Шатаясь он встал. Вышел из комнаты. Марина подошла и что-то сказала, он не вслушивался.
– Я… я что-то плохо себя чувствую, – сказал он. – Вам лучше сейчас поехать домой, – он обратился к Марине на вы. – Мне… да, мне нужно побыть одному…
Когда он услышал, как хлопнула входная дверь, лег на диван… Он плакал до самого утра, терял сознание, приходил в себя и плакал. И шептал «Гриша, любимый, где же ты?»…
16.