Каллокаин

«Кадидья Каппори!» – вспомнил я. Теперь я уже проклинал свою дурацкую вежливость. Хуже всего то, что, если не считать детей, я оказался дома один. Линде пришлось пойти на собрание комиссии по подготовке вечера в честь директрисы – управляющей городскими пищевыми трестами, которая собиралась уйти на пенсию.

Я открыл дверь. На пороге стояла рослая пожилая женщина с простым грубым лицом.

– Соратник Лео Калль? – спросила она. – Я Кадидья Каппори. Вы были так любезны, что согласились уделить мне внимание.

– Очень сожалею, но я сейчас дома один и не могу принять вас, – ответил я. – Возможно, вы проделали долгий путь, и, право же, мне перед вами очень неудобно, но вы ведь сами знаете, как иногда бывает: человек подвергается провокации, а доказать свою невиновность не может, потому что у него нет свидетелей, а полиция по чистой случайности как раз на эту комнату не составила рапорта.

– Но я не сделаю вам ничего плохого, – сказала она просительно. – Уверяю вас, я пришла сюда с открытым сердцем.

– Я не имею в виду лично вас, но поймите: мы же с вами незнакомы. Не знаю, что вы потом скажете обо мне. Боюсь, что мне все-таки придется попросить вас уйти.

Я нарочно говорил громко – на всякий случай, чтобы слышали соседи. Она, видимо, поняла это и предложила:

– Может быть, вы позовете кого-нибудь из соседей, хотя, конечно, я предпочла бы поговорить с вами наедине.

Ну что ж, выход из положения найден. Я позвонил в ближайшую дверь. Там жил врач, обслуживающий персонал столовых при экспериментальной лаборатории. Мы, собственно, не были знакомы, я только знал его в лицо да еще слышал иногда, как бранится его жена – надо сказать, слишком громко для наших тонких стен. Он сам открыл дверь (как оказалось, тоже сидел дома один), и я изложил свою просьбу. Выражение недовольства, которое я заметил у него на лице в первый момент, исчезло, сменившись заинтересованностью. Он так быстро согласился, что я успел раскаяться в своей затее, у меня мелькнула мысль, а не сговорились ли они заранее. Но, если рассуждать трезво, это едва ли возможно.

Мы вошли в спальню взрослых. Я торопливо накрыл приготовленную на ночь постель.

– Вы, разумеется, не знаете меня, – начала она, – дело в том, что я жена Того Бахара из Службы жертв-добровольцев.

У меня упало сердце. Итак, это одна из тех лояльных соратниц, что срывали мой эксперимент. Несомненно, она явилась, чтобы донести на мужа. Да, но почему именно сюда? Заподозрила что-то? Или ей показалось, что прийти и сообщить обо всем мне – начальнику ее мужа – будет как-то достойнее, нежели обращаться прямо в полицию? Но, как бы то ни было, остановить ее я уже не мог.

– У нас дома случилась ужасная вещь, – продолжала она, опустив глаза, – на днях мой муж пришел и сказал, что он совершил, ну… самое худшее, что только можно придумать… преступление против Империи. Я ушам своим не поверила. Мы с ним больше двадцати лет живем, у нас дети, и я всегда считала, что вижу его насквозь. Ну, конечно, бывает у него плохое настроение, иногда нервничает, раздражается, но уж такая профессия! Я-то работаю в районной прачечной, мы и живем поблизости. Ну да ладно. В общем, я думала, что все про него знаю. Не то чтобы мы с ним очень много разговариваем, но когда проживешь вместе хотя бы два года, и то уже наперед знаешь, что тебе человек может сказать, а если топчешься все в тех же двух комнатах целых двадцать лет… Ну да что говорить. И вдруг такое!.. Сперва я подумала: шутки какие-то, не мог он этого сделать. А потом сказала сама себе: «Ни в ком нельзя быть уверенным!» Ох, да разве я думала когда-нибудь, что со мной случится такое! Чего только я за ту ночь не пережила. Поседела бы, если бы уже не была седая. Ну как я могла представить, что Того, мой Того станет предателем! Да ведь то-то и оно, что с виду предатели такие же обыкновенные люди. Только нутро у них другое, а так притворяются, негодяи. Ну вот, я лежала и думала о Того. И утром, когда встала, он для меня уже не был человеком. Он был хуже дикого зверя. В первую минуту, как я утром взглянула на него, мне показалось, что это просто страшный сон. Ведь Того – такой же, как всегда. И я подумала, что, если быть с ним поласковее, все еще, может быть, обойдется. Но потом поняла, что нечего жалеть предателей, от этого они не станут лучше – нет-нет, о таком и думать опасно. Он конченый человек, испорчен до глубины души. И вот только я пришла на работу, как сразу же позвонила в полицию. А что, по-вашему, еще я должна была делать? И, конечно, думала, что его тут же заберут. Он вечером пришел с работы, заметил, что я чего-то жду, и сказал: «Так и есть, ты донесла на меня. И зря. Это был такой эксперимент, а теперь ты все испортила». Ну сами посудите, могла я ему поверить? А когда все-таки поверила и хотела на радостях его обнять, он вдруг как разозлится. И знаете, что сказал? Что он хочет со мной развестись.

– Да, очень странно, – это было единственное, что я мог сказать.

Она судорожно сглотнула – наверное, чтобы не расплакаться.