Камбэк

– Все время что-то идет не так. Дэхен однажды упал и увлек меня за собой. Мы чуть не скатились со сцены. Я уронил ручные микрофоны. Один оказался на коленях у фанатки, и она упала от этого в обморок. Я забыл строчки из песни, и Синь прикрыл меня. Сегодня для второй песни выставили не тот свет, и у хёна Кита сорвался голос. Еще несколько лет назад он бы проплакал из-за этого всю ночь.

Подумать только, а я испытываю стресс, если люди просто стали свидетелями того, как споткнулась о бордюр.

Джихун теперь говорит тихо, как будто сам с собой:

– Мы отыграли сотни живых концертов, и есть только две вещи, в которых мы можем быть уверены. Первая – всегда что-то пойдет не так.

Он замолкает, пока я не подталкиваю его.

– А вторая?

– Что мы пройдем через это вместе.

Вот она, его абсолютная вера в дружбу, и я чувствую, как ком подступает к горлу. Дело не только в обожании толпы, с которым я не хочу соперничать. Дело в его преданности своим друзьям. Вот почему он вернулся в Сеул – просто не мог их подвести.

Я крепко обнимаю его.

– По тебе не видно было, что ты нервничаешь.

Он словно обмякает в моих руках.

– У каждого это проявляется по-разному. Дэхен расхаживает взад-вперед и шепчет свои строчки. Синь бесконечно повторяет одно и то же танцевальное движение. – Он демонстрирует финт с крученым поворотом руки. Выглядит просто, но исполнено настолько плавно, что, если бы мне под дулом пистолета приказали повторить это или умереть, я была бы вынуждена попрощаться с мамой и сказать, что любила ее, в ожидании неизбежного.

– А у тебя?

– У меня в кармане был твой талисман. Он меня успокаивал.

Джихун плюхается на сцену, и я отрываюсь от него, чтобы пройтись вокруг, отмечая повсюду пыльные следы их ног. Как ему удается так много танцевать и петь, не теряя

сознания? Я два дня не могла спуститься по лестнице, после того как Хана заставила меня пойти на силовую тренировку. Я возвращаюсь к нему и устраиваюсь рядом на полу, лишь мельком подумав о сохранности своих белых брюк.

– Ты правда пел вживую? – спрашиваю я. – Никакой фонограммы?

Он смотрит на меня с упреком:

– Ари, правда. Я же профессионал.

– Ты танцевал. Прямо-таки отжигал. С прыжками, – мой голос звучит неровно, как при быстрой ходьбе.

– Это перформанс. Наши фанаты не были бы в восторге, если бы мы три часа стояли на одном месте, как статуи.

– Должно быть, трудно держать темп.

– У меня отличная выносливость. – Он отвечает настолько прямолинейно, что я не сразу замечаю ухмылку на его лице. И тогда меня разбирает смех:

– Хватит издеваться.

– Ладно, но это правда.

Он достает тюбик и ловко наносит блеск на губы. Я никогда не думала, что в этом жесте может быть столько соблазна.

– Что ты делаешь? – хрипло вырывается у меня.

– Губы пересохли. Хочешь немного? Это гранатовый. – Он протягивает мне тюбик.

– Нет, я в том смысле, что ты – поп-звезда. И так по-житейски наносишь блеск на губы.

Мне странно видеть его обычным Джихуном, когда час назад он был на этой самой сцене и доводил своих фанатов до экстаза.

Джихун разражается таким смехом, что роняет тюбик, и, поскольку я уже пожертвовала своими белыми брюками, 430

мне ничто не мешает перекатиться по полу. Когда я возвращаю ему тюбик, он перехватывает мою руку.

– Это всего лишь я, Джихун. Я пою. У меня сохнут губы. Ты занимаешься юриспруденцией. У тебя тоже сохнут губы. Все как у людей.

Это настолько нелепо, что я даже не знаю, с чего начать. И выпаливаю первое, что приходит в голову:

– Мои губы идеально увлажнены.

Джихун опускает взгляд и облизывает только что намазанные блеском губы.

– В самом деле? Я должен проверить.

Он наклоняется ко мне, но я снова отвлекаюсь. На этот раз дело в его серебряных серьгах.

– Это те самые?

Джихун нежно прикасается к колечку.

– Те, что ты мне купила. Я хотел, чтобы ты была со мной на сцене.

Беспокойство улетучивается, когда рука Джихуна обвивается вокруг моей талии, и он крепче прижимает меня к себе, мягко покусывая мою нижнюю губу. Я почти чувствую вкус моего учащенного сердцебиения.

Затем он отстраняется, проводя пальцем по моей брови.

– Ты хочешь поехать домой?

– Домой в Торонто или к тебе домой? – спрашиваю я.

– В Торонто потом. Сначала ко мне.

Я киваю, и его лицо расплывается в широкой улыбке.

– Тогда поехали.

39

На следующий день я еду с Ханой на железнодорожный вокзал. Хотя Джихун предложил отправить ее на самолете, Хана предпочитает сесть на поезд KTX [105], потому что «он развивает скорость более трехсот километров в час!». Я и не знала, что она так неравнодушна к поездам.

– Держись бейсболистов, – советую я, пока Ен выгружает ее багаж, и она благодарит его.

Она бросает на меня взгляд.

– Отсылка к «Поезду в Пусан»? [106] Предсказуемо.

Мы прощаемся, и я сажусь в машину. Ен привозит меня обратно в кондоминиум, и спустя несколько минут возвращается Джихун. Кит плетется за ним. Оба выглядят совершенно убитыми, но Джихун улыбается и заключает меня в объятия, прежде чем прижаться щекой к моей голове.

– Это стоило того, чтобы пережить раннюю утреннюю фотосессию, – говорит он.