Камбэк

Я опускаю ноги на пол и потягиваюсь, мысли зигзагами проносятся в моем затуманенном мозгу, когда звонит Фиби.

– Мы поговорили с тем парнем, Алексом, – говорит она без предисловий.

– Папа был очень взбешен?

– Побеспокойся лучше о себе. Во всяком случае, это не доведет его до сердечного приступа.

– Что, если…

– Ари, хватит. Он взрослый человек и способен сам о себе позаботиться. Ты-то как?

– Не знаю, – отвечаю я. – Сложно.

– Ты говорила с Джихуном?

Я фыркаю:

– Еще бы!

– Все прошло не очень хорошо?

– Вы видели заявление.

– Да, Алекс показал нам.

Отлично, теперь вся семья знает о моем позоре.

– После того как меня представили миру как сталкера, он сказал, что не хочет, чтобы кто-нибудь знал о наших отношениях. В конце концов он предпочел свою группу мне. Завтра я улетаю в Торонто.

Фиби стонет:

– Не могу поверить, что ты даже не обсудила это с ним.

Я таращусь на телефон.

– Конечно, я с ним поговорила. А как, по-твоему, мы с ним общались? Телепатически?

– Ты не была предвзята? Вероятно, он находился в трудном положении.

– Лучший способ выбраться из такого положения – не ставить на мне клеймо сасэна.

Фиби издает носовой звук, как будто выражая несогласие.

– Безусловно, это был плохой выбор, но его сделала компания, а не он.

– Если бы он настоял на своем, в заявлении было бы сказано, что я никто. Это настоящий прорыв.

– Не фантастика, конечно, но ты ведь знаешь, что небезопасно называться девушкой Мина.

– Во-первых, я больше, чем какая-то девушка Мина. Во-вторых, ты принимаешь его сторону. – Я расхаживаю по комнате. – Ушам своим не верю.

– Нет, конечно, я на твоей стороне, но не похоже, что ты была готова выслушать его.

– Кто бы говорил. Ты так боишься, что люди узнают тебя настоящую, что разъезжаешь по всему миру, лишь бы избежать этого. Ты даже не можешь удержаться на работе.

Она с шумом втягивает в себя воздух.

– Похоже, и тебе это не удается, не так ли? – ее голос сочится ядом.

Я даже не отвечаю. Просто нажимаю отбой и выключаю телефон.

Возмущенно расхаживать по комнате, бормоча себе под нос – этого явно недостаточно. Мне нужно убраться отсюда к чертовой матери. Я оставляю телефон у кровати, но предусмотрительно записываю на бумажке название отеля, прежде чем отправиться на улицу, потому что если чего и требует душа, так это углеводного успокоения. Я растворяюсь в быстротекущей толпе, разыскивая что-нибудь из рекомендованной Ханой сеульской уличной еды. Никто не смотрит на меня, потому что каждый думает о себе: о собственных горестях, радостях, скуке и мечтах. Наконец я натыкаюсь на торговца, колдующего над восхитительно ароматной булькающей сковородой с красным соусом и густой лапшой, в которой я узнаю ттеокбокки, и это именно то, что мне нужно.

С двойным сыром контейнер получается увесистым, и я ощущаю приятную тяжесть в руке. Я сажусь на скамейку и на мгновение задумываюсь, прилично ли уминать это на улице, но потом пожимаю плечами – к черту приличия! – и ковыряюсь в еде маленькой деревянной палочкой. Рисовые лепешки мягкие, а в соусе идеальное количество пряностей.

После еды я дрейфую, как насытившаяся медуза, в толпе. Блаженное состояние – желудок полон, а разум пуст. В ближайшем будущем, фактически уже через сколько-то часов, мне придется принимать некоторые решения, ну а пока я позволяю себе не думать.

Или пытаюсь это сделать. Я очень стараюсь, но перед глазами то и дело всплывает мой телефон, брошенный возле кровати. Он, как «кот Шрёдингера»[110], держит открытыми все варианты, от официального обращения Джихуна и его признания в любви до какого-нибудь очередного публичного унижения. И, стало быть, я как его неотъемлемая часть тоже существую в зоне возможностей. Несмотря на инцидент – объективно паршивый, – я не готова признать, что с Джихуном все кончено. Пока я не смотрю на свой телефон, остается надежда.

Какой же невезучий, отчаявшийся человек.

– Жалкая картина, – шепчу я цветным контактным линзам, выстроившимся в ряд у стены магазина, где я в итоге оказалась, сама того не заметив. – Ты ведешь себя как неудачница.

Возвращаясь в отель, я стараюсь не смотреть на свой телефон, чтобы сохранить тот крошечный огонек надежды, и ставлю будильник на хайтековских часах, вмонтированных в стену. Одна ночь избегания проблем вполне приемлема. Одна ночь, а завтра я начну все с чистого листа.

С чистым разумом, безработная и одинокая.

* * *

Меня будит радостный цифровой щебет. Я выключаю будильник и откидываюсь обратно на подушки, ощущая покалывание в ногах и пытаясь распознать, что не так. Это сложно, потому что не так абсолютно все. Я даже не уверена, где, черт возьми, нахожусь.

Мучительное неведение длится всего несколько секунд, прежде чем мои глаза распахиваются, и я резко вскакиваю. Меня уже подташнивает при мысли о том, что предстоит пережить еще и этот день. Я могу продержаться, если не буду просматривать сообщения хотя бы до тех пор, пока не приму душ.

Нет. Моими руками с таким же успехом мог бы управлять кукловод, потому что они тянутся к телефону, прежде чем я это осознаю.