– Неважно, – бормочу я. Алекс не виноват в этом хаосе, но мною владеет низменное желание выместить злость на ком-нибудь, а Джихуна, истинного виновника, здесь нет. – Забудь про «Ньюлайт» и StarLune. Мне нужен план для самой себя.
– Ари, нам лучше поговорить о том, что ты чувствуешь…
– Ты готов мне помочь или нет?
– Я позвоню твоей семье. Если ты вернешься домой, сможешь пожить в том же кондоминиуме, что и раньше, вместе с Ханой. – Он колеблется. – Возможно, у твоей квартиры снова дежурят фанаты.
– Возможно?
– Они определенно появятся там.
Я закрываю глаза.
– Спасибо. Можешь позвонить моим родителям через двадцать минут? Сначала я сама хочу поговорить с ними.
– Договорились. Скажи мне, если понадобится помощь с авиабилетами.
– Хорошо.
Погоревать я еще успею. А пока мне нужно поговорить с папой до того, как это сделает Алекс. Я не колеблюсь, набирая номер. Ни к чему оттягивать неизбежное.
– Привет, пап.
– Ариадна. Уже вернулась из Кореи? Я надеюсь, вы хорошо поработали и теперь ты сможешь вернуться к серьезным клиентам.
– Скоро. – Я присаживаюсь, потому что чувствую дрожь. – Алекс Уильямс из «Хайфен Рекордс» позвонит тебе через несколько минут.
Он усмехается:
– Ты бросила юриспруденцию, чтобы заключить контракт со звукозаписывающей компанией?
Мне удается издать слабый звук, имитирующий смех.
– Ха, да. Очень смешно, папа. Ты помнишь Джихуна?
– Он приходил к нам на ужин. Славный парень.
– Он музыкант, здесь, в Корее. Довольно популярный.
– Как тот Джастин Бибер?
– Бибер или вроде того. – Я откашливаюсь. – Короче, масс-медиа пронюхали, что мы друзья, и Алекс беспокоится, что репортеры могут нагрянуть к вам.
Нет необходимости вдаваться в подробности того, что натворил «Ньюлайт».
– К нам? – Похоже, он сбит с толку. – Зачем?
– Чтобы разузнать больше обо мне.
– Понимаю. – Он щелкает языком, как обычно, когда задумывается. – Обязательно поставь в известность Ричарда Хавингса.
– Я уже говорила с ним.
– Хорошо.
– Он отправил меня в отпуск на месяц, чтобы защитить репутацию фирмы.
– Он это сделал? – Повисает долгая пауза. – С его точки зрения, это имеет смысл. Ты знаешь, это может повлиять на твои шансы стать партнером. Это серьезно.
Стать партнером. Его даже не волнует, что мое имя разнесли по миру или, можно сказать, вываляли в грязи. Партнер – вот вся его забота.
– Полагаю, повлияет.
– У тебя так хорошо все складывалось. Мы так гордились тобой.
Глаголы в прошедшем времени режут слух.
– Я знаю, – отвечаю я.
– Что с тобой происходит? Я бы ожидал этого от… – Он осекается, но я могу закончить за него: «…
– Я этого не планировала, – мой ответ резок, и папа встречает его неодобрительным молчанием, которое разносится над континентом и океаном. Из статей, которые он мне присылает, я знаю, что отец ожидает от меня хладнокровия при любых обстоятельствах, но нынешняя ситуация выходит далеко за рамки трудных переговоров.
– Мы будем ждать звонка, – говорит он. – Спасибо за информацию.
Когда он вешает трубку, не дожидаясь моего ответа, становится ясно, что он расстроен больше, чем я думала. Живущая во мне маленькая девочка, которая никогда не вырастет, хочет перезвонить, попросить прощения и сказать ему, что я все улажу с Ричардом.
Приходит сообщение от Фиби:
Ты знаешь, что твое имя теперь хештег?
Я: Да.
Фиби: Ты в порядке?
Я: Нет.
Фиби: Обещаю, что не расскажу им, как ты плакала, когда мама постирала твоего плюшевого мишку.
Я: Спасибо.
Фиби: [Эмодзи в виде сердечка]
Я вижу несколько пропущенных звонков от Ханы, но не хочу ни с кем говорить.
Вместо этого я иду в свою комнату и собираю вещи.
43
Я не настолько незрелая личность, чтобы сбежать, не поговорив с Джихуном. Я достаточно незре-С лая личность, чтобы быть готовой уйти сразу после разговора с ним, поскольку этот разговор не обещает ничего хорошего. То последнее, так и оставшееся без ответа сообщение, отправленное ему, я назову самым прискорбным поступком в моей жизни, даже хуже, чем сделанный когда-то перманент.
Я никогда не открываюсь людям, и на то имеются причины. Разочарование. Боль. Унижение, когда неправильно понимают.
Я зачесываю волосы назад, убирая их в привычный пучок, и натягиваю одежду, в которой приехала. Остается только ждать.
Когда Джихун возвращается, уже ночь, и сияние подсвеченных зданий Сеула просачивается в окно. Он один и задерживается у двери, чтобы снять обувь, с низко опущенной головой, опираясь рукой на стену.
Когда он проходит в гостиную, я встречаю его молчанием, потому что не знаю, что сказать. Он встает рядом со мной у окна, задерживая взгляд на моем пучке.
– Все получилось не так, как я хотел.
– Ты сказал им, что я – сасэн, – это даже не вопрос.
– Это не то, о чем я договаривался с «Ньюлайт», когда они готовили заявление.
Он протягивает ко мне руку. Я аккуратно отхожу в сторону, чтобы сохранить дистанцию между нами, и его рука безвольно падает.
– Нет?