Камбэк

– Кто-нибудь может видеть через эти окна? – спрашиваю я водителя, после того как дверь закрывается.

Он смотрит, открывши рот, на это вавилонское столпотворение.

– Нет, мэм, стекла совершенно непрозрачные.

Получая такие заверения, я придвигаюсь к окну, чтобы посмотреть, как уходит Джихун. Он присоединяется к двум другим парням – должно быть, это Кит и Дэхен, – и все трое несколько раз кланяются публике. Толпа неистовствует, и оглушительные крики слышны даже в машине. Женщина пытается пробиться сквозь людскую массу, и ее чуть ли не скручивают охранники, в то время как трое участников StarLune отвешивают последний поклон и машут руками, позируя, чтобы дать камерам и фанатам возможность вдоволь насладиться зрелищем.

– Черт возьми, – вырывается у водителя. Он бросает на меня взгляд. – Прошу прощения. Никогда не видел такой толпы, а я возил Гарри Стайлса[87].

– Как вы думаете, кто-нибудь выследит нас? – спрашиваю я.

Мои переживания из-за Джихуна перекрываются новыми тревожными заботами о нашей личной безопасности.

– Я буду осторожен, – обещает водитель. Мы наблюдаем, как Джихун и его друзья, взятые в еще более плотное кольцо секьюрити, исчезают в здании терминала. Как только за ними закрываются двери, толпы людей устремляются на площадь, которую только что покинули кумиры, и вакханалия восторгов продолжается. – Вы готовы ехать?

– Да, пожалуйста.

– Понял.

Он заводит мотор, а я проверяю свой телефон. Невероятно, но Джихун уже в ленте новостей с видеозаписями секундной давности. Странно видеть его в разных ракурсах. Он делает жест, хорошо мне знакомый, но я не понимаю его смысла, поэтому отправляю сообщение Хане, моему эксперту по всему, что связано с Джихуном.

Я: Что он изображает руками? Как будто скрещивает большой и указательный пальцы.

Хана: Сердце. Означает, ты мне нравишься / люблю тебя.

Джихун слегка повернулся, когда мастерил руками сердечко, в сторону машины.

Или он делает это для обожающих фанатов, и я придаю этому слишком большое значение. Должно быть, так оно и есть, потому что я ничего от него не заслуживаю.

Водитель оборачивается:

– Мэм, вы хотите вернуться к своей машине или куда-то еще?

– К машине. – Я не хочу оставлять ее на ночь на заправке.

– Уже в пути.

Он выруливает на шоссе, а я изо всех сил стараюсь не думать о том, что произошло. Опуская взгляд, я вижу свои часы, поблескивающие на черном кожаном сиденье. Джихун, должно быть, забыл. Я подхватываю их дрожащей рукой и сжимаю в ладони. Можно отдать Хане, чтобы она переслала ему.

Я пропускаю ремешок сквозь пальцы и поигрываю циферблатом, наклоняя его из стороны в сторону, так что бриллианты отражают свет мелькающих за окном огней. Мои мысли возвращаются к толпе в аэропорту. Столпотворению, если точнее. Все эти люди кричали и скандировали имя Мина. Кей, Мин, ДиДи, звучало снова и снова, как будто это не обычные парни, а небожители. К ним отчаянно хотели прикоснуться, увидеть их вблизи. Мне трудно описать словами это парализующее зрелище, притом что я сама находилась в безопасности, в машине. Что чувствовал Джихун под прицелом тысяч глаз и объективов? О чем он думал, когда толпы людей тянулись к нему?

Я никогда не узнаю.

Я откидываюсь на спинку сиденья и убираю часики в сумку. Потом открываю в телефоне присланное Джихуном приглашение приехать к нему в Корею после концерта.

Мне больно, когда я отклоняю его.

Я поступила правильно, потому что Джихун живет в совершенно другом мире. Это может показаться пессимизмом, но теперь я вижу, что Кит был прав: для меня в этом мире нет места.

28

Проблема героического самоотречения в том, что после того как сознание собственного благородства тускнеет, ты снова застреваешь в привычной рутине.

Но теперь тебе грустно.

Джихун не связывается со мной. Я ожидала такого поворота и напоминаю себе, что именно этого и хотела. Беда в том, что, вопреки моим расчетам, его образ не стирается из памяти. Умом я понимаю, что поступила правильно, но мое тело, похоже, не соглашается. Я почти физически жажду его компании, и мне требуется вся сила воли, чтобы не смотреть на повторе миллионы клипов с его участием.

Жизнь не спешит отвлечь меня от тягостных мыслей. Я не составляю маршруты поездок для друзей, а работа почему-то превращается в утомительную суету. Папа регулярно звонит, чтобы дать совет, как поговорить с Ричардом по поводу моего карьерного роста. Я трачу много времени, издавая утвердительные звуки в трубку, чтобы не огрызнуться и не сказать ему, что его адвокатский опыт решения проблем усыновления и разводов несколько отличается от взаимодействия с акулами в «Йестерли энд Хавингс». Я пытаюсь поговорить с ним о его здоровье, но он каждый раз обрывает меня. В конце концов я сдаюсь, потому что мне самой тоже не хочется говорить об этом.

Как ни странно, Фиби напоминает о себе. После того как я рассказала ей про эпопею с Джихуном, она заверила меня, что всегда будет рядом, если мне захочется поговорить.