Камбоджа

- Шакил, шо это с Юриком?! - Слон, как всегда, задаёт правильные вопросы. Я же всё знаю. Я - Большая Советская Энциклопедия. У меня голова квадратная: вместо черепа системный блок с гигом оперативки. Разбуди меня ночью и спроси: сколько будет пятнадцать в сто сорок шестой степени - я обязательно отвечу. Да. Нефиг делать.

Раздражения больше - нужно срочно спустить пар:

- А я ебу?!! Слон, чо ты, блять, вечно бычишь?! Ну ты мне скажи!

- Кто бычит?

- Ты бычишь!

- Я бычу?

- Ты!

- А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы! А-а-а-а-а-а-а!

Есть желание популярно рассказать Юре о правилах хорошего тона, о том, что нельзя перебивать старших на самом интересном месте. Но синдром жирафа достиг той стадии обострения, когда информация наконец доползает до мозгов: оп-па, а ведь с Юриком что-то не так. Согласитесь: если человек стонет, то не от счастья. Если он, конечно, не трахается. А Юра лежит на кровати одинокий, как белый парус, шишку отнюдь не парит, принародно ящура не выгуливает.

- А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы! А-а-а-а-а-а-а! Мне плохо!

Плохо ему... А кому щас хорошо? Пить меньше... э-э... В смысле, с друзьями делиться надо, это ещё Ильич в декрете завещал: делиться, делиться и ещё раз делиться. А то сожрал всё сам, наглая морда, а теперь спать не даёт.

- А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы, я заболел! У меня температура!

- Какая температура? - настораживается Слон. Он панически недолюбливает всякие температуры и кашли, он уверен, что насморком передаётся бубонная чума, от которой СПИД бывает.

- А-а-а-а-а-а-а! У меня температура! Я заболел! Я так вспотел!

- Вспотел? - в вопросе Слона проскальзывает понимание.

- А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы! Я так вспотел, что и простыня, и одеяло мокрые!

- А-а-а, вспотел... И простыня, и одеяло... Это ничего, - слышно, как Слон поворачивается, скрипя пружинами, фэйсом к стенке. - К утру будешь здоров, Юра. Гарантирую.

Простыня? Одеяло? И что?..

Ага, и перевёрнутый кипятильник, вот что.

- Да, Юра, утро вечера мудренее.

- Как в сказке?

- Во-во.

С той ночи Слон не оставлял кипятильник без присмотра. Чтоб никто не болел. А мы как-то дружно, не сговариваясь, игнорировали медосмотры и не чихали.

Разучились.

* * *

Юра аж взопрел - горьку думу думает: как бы так извратиться, чтоб из кильки в томатном соусе свиные отбивные приготовить. Осматривает общаковый провиант и сплёвывает Костику между берцами, ковыряет ножом крупу и морщит прыщи на лбу. Членистоногие и бутеры только аппетит раздразнили, даже из зубов выковыривать нечего.

Костик нервно поглядывает на Юру и - сам! - вызывается рубить дрова. Говорит, от анестезии у него в голове опилки да иголки, хочется ещё и плюшевое сердце вместо аритмичного пламенного мотора. Ага, крылатая плотвичка его, видите ли, шокировала почти до инфаркта. Чистоплюй и тунеядец.

Кабан, Слон и я разбредаемся в поисках сушняка, хотя на старом запасе можно зажарить десяток слонов. Африканских.

Все при деле. Работа облагораживает и отвлекает от рецидивного похмелья.

Птички поют, солнышко блестит.

Идиллия.

И только слышно, как матерится Кабан:

- Пидарас, гандон, ты шо слепой?!!

И только слышно как робко оправдывается Костик:

- Я... Не специально... Не хотел...

- Ты же натуральный пидарас! У тебя в роду долбоёбы были?

- Не было...

- Значит, ты первый! Глаза, блять, разуй! Очки, твою мать, обуй! Ты же гандон, - Кабан внимательно осматривает Костика от хаера до паха, кивает сам себе, окончательно удостоверившись в правильности сделанного вывода. - Да. Самый натуральный гандон.

- Одноразовый?

- Ты мне, блять, пошути!!!

- Кабан, шо случилось?

Олег оборачивается ко мне - лицо багровей кумача, взгляд прожигает насквозь, как старший брат кипятильника задний проход.

- Этот гандон, - кивает на Костика, - мои стельки порубил.

- ?

- Я ж их вчера на пенёк сушиться положил, - взмах руки в сторону коряги у костра, - а это хуйко на моих стельках дрова колет. Во шо от стелек осталось.

Осталось, честно говоря, всё то же самое. Только мелко нарезанное. Топориком для разделки цыплят. Широкая улыбка - еле терплю, зубы стискиваю, сдерживаю хохот. А Костик, окрылённый моей реакцией, опять пытается хохмить:

- Кабан, не расстраивайся. Раньше у тебя две стельки было, а теперь? - Костик задумчиво рассматривает деяния своих рук. - А теперь тридцать две.

- Как минимум, - встряёт Юра.

- Да они у тебя размножаются не по дням, а по часам, - добавляю сквозь смех. - Как кролики.

- Наверное, те, первые, были мальчиком и девочкой, - опять Юрик, - А потом они промокли, и в них проснулось половое влечение.

- И половое созревание, а вода была катализатором. Знаешь, ведь всё из-за жидкостей.

- Гормоны взыграли и...

- Они делением размножаются...

- Не-а, почкованием...

- А по-моему, воздушно-капельным...

- Как в анекдоте инопланетяне: бз-з-зыы! - Юра тыкает меня пальцем под рёбра.

Кабан огорчённо сплёвывает и уходит, прихватив с собой кроссовки. От греха подальше. А то вдруг они тоже размножатся начнут?

А мы идём по воду.