Камень Грёз

Гром оглушил Кирана, и ветер чуть не сбил с ног, когда Аодан приблизился – бледное сияние во мгле – и подставил ему свою шею. Он ухватился за гриву, в которой играли молнии, безопасные для него; сила полилась из камня, наполняя его руки, и Киран вскочил на Аодана – сам не зная, как оказался на его спине. И эльфийский скакун побежал над землей ровными шагами, не удаляясь в поля, но все глубже и глубже в Элд.

– О, Аодан, – прошептал Киран, – отнеси меня к ней, отнеси меня к ней скорей.

Конь захрипел, изменил свой шаг, чуть не сбросив Кирана со спины, и заржал, поворачиваясь то туда, то сюда. Они поскакали, и стена тумана расступилась перед ними, обтекая их с обеих сторон. Киран закричал – так жестока была боль от железа, пронзающая его сердце, и во второй раз он издал крик отчаяния, увидев, что они отступают назад.

– Еще раз, Аодан, – вскричал он, – перенеси меня через мглу!

Конь повернулся и снова попытался вступить в туманы.

Ледяная боль пронзила Кирана, но он прильнул к гриве и удержался, чувствуя, как борется лошадь под ним. Попытку за попыткой предпринимал эльфийский скакун, снова бросаясь вперед, а твари кидались на них из нараставшей тьмы. Киран закричал, заржал Аодан и метнулся в сторону.

Затем все погрузилось во мрак, и Аодан скакал на лай гончих, прочь от преграды, ибо боль начала затихать. Рокотал гром. Слышался стук других копыт, и мелькали мечущиеся тени собак и летучих призраков.

Наездник сравнялся с ними, и конь его был черен, как ночь, и при вспышках молний бледно мерцал его череп, ибо тем наездником была госпожа Смерть.

– Нет, – прошептал Киран. – Дай мне еще попытаться. Дай попытаться, госпожа Смерть.

– Тогда поворачивай, – донесся до него ответ, и он воззвал к Аодану, но напрасно. Эльфийский скакун несся вперед, не сбавляя шага. Киран прижался в отчаянии к его шее, зная, что на большее не способен, и вдруг под ними расстелилась залитая солнцем дорога.

Смерть не покинула его, оставшись тенью. Они выбрались из Элда и теперь скакали прибрежной дорогой, что вела к дому. Эльфийский скакун, как и сам Киран, потерпел поражение, и теперь, набирая скорость, летел вперед, потряхивая гривой в мареве освещенной солнцем пыли.

XIII. Бан Ши

Донал спустился по лестнице, опираясь на палку, ибо все еще чувствовал себя неуверенно на ногах, и пошел вдоль стены в поисках укрытия, небольшой передышки, где никто не будет одолевать его вопросами – спроси госпожу об этом, да спроси госпожу о том, и что делать с амбарами, и всадники вернулись, ничего не найдя, – без всякой надежды, помощи и удачи.

Он прислонил оружие к стене и склонил голову, ибо она болела; но потом он вспомнил, что надо осмотреться, и глянул вокруг – и все показалось ему еще хуже, чем вчера.

Солнце сияло над землей Кер Велла, над зелеными пастбищами и полями и отбрасывало свой ласковый свет на север и запад, и даже на деревья у реки. Но за этим кругом солнечного света небо темнело от громоздившихся туч, высящихся крепостей облаков.

Они двигались не так как в грозу, подгоняемые ветром и ударами грома. Нет, они подбирались незаметно, выстраивая свои бастионы, – сначала грязно-серая струйка, а потом вокруг нее набухало грозовое облако – и все не спеша, не скорее, чем бег облаков в летний день. Надо было специально всмотреться, чтобы увидеть, что это стена, смыкавшаяся вокруг Кер Велла. Сначала их почти не замечали – всего лишь кромка облаков на дальнем северо-западе, потом она переползла на запад, раскинулась над лесом к югу по мере наступления туч; а потом за одну ночь соединилась с северными форварками, залив мглой и восток, где уже нарастала новая громада.

Каждый день люд наблюдал за этим, бросая на небо тревожные взгляды с полей и бастионов стен. Днем и ночью мрак приближался, пока кольцо вокруг них не замкнулось, и теперь тучи со стороны леса подошли к ним так близко, что незамутненным солнечный свет был виден лишь в полдень, и тень отчетливо виднелась над макушками деревьев, нависавших над Керберном, и среди холмов; и над головой, над самыми стенами замка, теперь громоздился темный вал – все выше и выше уходил он в темное небо к яркому солнцу, – поверхность его была изъедена и комковата, меняясь, но не двигаясь, он висел над ними, словно натолкнулся на какое-то препятствие, сохраняющее этот кладезь солнечного света. Донал всего лишь бросил взгляд на небо, но не заметить это было уже невозможно – словно чья-то рука обхватила холмы, а горизонт стал тусклым и темным.

И за ночь круг сузился еще сильнее. Никто не говорил об этом. Только люди ходили туда и сюда – к стенам и за ворота, каждый, чтобы взглянуть, – от госпожи Бранвин до кухарки в переднике, обсыпанном мукой после утренней выпечки хлеба, – каждый сам по себе. Донал же смотрел лишь на солнце, невыносимо яркое солнце, защиту против мрака, который окружил его, уже намекая на свои будущие границы.