Камень Грёз

Так они выбежали на стены, где уже собрались люди, и ворота со скрипом открылись, и всадники хлынули во двор на взмыленных лошадях, всадники, чьи цвета и металл доспехов посерели от пыли, а лица превратились в маски. То были воины Кер Велла, и никакая пыль не могла скрыть облик первого – ибо его рост и огненные волосы выдавали его.

– Барк, – выдохнул Донал и бросился навстречу двоюродному брату.

В комнату, склонившись, вошел еще один посетитель. Киран видел его, не открывая глаз, так облик его был даже яснее – сгусток тьмы, взиравшей на него. Но Бранвин не видела – ее золотая головка была опущена, и свет выхватывал серебряные пряди в ее косах, танцуя на плитах стены, но ни разу не прикасаясь к темному гостю. Кирана мучила боль, грызущая боль железа там, где распространился его яд. У него болело сердце от ран, от потери, от вида Бранвин, сидящей с таким несчастным и беспомощным лицом. Он не мог шевельнуться. Мир казался слишком хрупким и помертвевшим для любого движения. «Я растаю, – подумал он, – больше никогда не увижу ее и детей, полей и всего остального, накрытого стола, смеющуюся Мев и Бранвин в лучах солнца. Этот мир разорвется, как паутина».

– Сними камень, – сказала Смерть. – На это у тебя хватит сил.

– Так ты для этого пришла?

Смерть шевельнулась и пододвинулась ближе, склонившись над ним, пока Бранвин задремала.

– За тобой – да, мой друг. Сними камень. Отложи его в сторону и дай мне руку – о человек, надежды мало; по крайней мере, тебя минует худшее. – И за ее спиной появились другие – мать, двоюродные братья, друзья; высокая задумчивая фигура нависала над остальными – и то был его отец, все еще хмурившийся.

– Киран, – сказал отец. – Я был не прав.

– Я видела твоих сына и дочь, – сказала мать. – Они очень красивы. Ты их не возьмешь с собой? А Бранвин?

– Мою дочь, – добавила другая фигура светловолосой женщины, стоявшей рядом.

И много еще было теней, увенчанных золотом. Одно лицо было ярче других. То был Лаоклан, и слезы струились по его иссохшему лицу.

– Киран, Киран из Донна, – сказал король. – Они убили меня.

– Господин, – говорили другие – люди из его замка. Кровь и пыль покрывала их. Стрелы пронзили их – то были крестьяне, оставленные им на границе. – Они все время наступали. Что нам оставалось делать?

– Нет удачи в Донне, – добавил отец. – И надежды не осталось для него.

– Убит, – повторил король.

– Нет! – Киран открыл глаза и мучительно сделал вдох. Бранвин сжала его руку.

– Барк вернулся. Барк благополучно вернулся с границы.

Киран ничего не ответил на это. Это мелькание знакомых лиц не удивляло его ни сначала, ни позже, когда Барк с Доналом подошли к его постели.

– Он снова заснул, – сказала Бранвин. – Донал говорит, что он поправится. Он выздоровеет.

Киран улыбнулся, услышав это, желая верить ее словам, а не собственным снам.

– Возвращайся, – сказала госпожа Смерть, но в ушах его стоял шорох волн, и белый скакун несся к нему из тьмы.

«Человек, – зазвучал иной голос, – держись за камень. Нет иной надежды. Нет никакой во всем белом свете. Ты должен помочь мне».

– Больно, – ответил он.

«Киран, – вскричал тот же голос с самого края земли, – ради спасения мира, держись!»

Белый конь ждал. И гром перекатывался под его копытами.

И черный конь тоже ждал. Смерть была здесь с другими всадниками.

– Грядет битва, – сказала Смерть, – в которой ты не сможешь участвовать. Сколько ты будешь еще здесь страдать? Любимые тобою тоже страдают. Освободи их. Нет больше надежды. Единственное, что ты можешь, – укрыться в моих объятиях. Я заберу их как можно больше. Твоих друзей, родню, семью. Освободись от этого мира. Придут иные герои. Очисти им путь. Дай им место. Призови того, кому веришь, и отдай ему камень. Донал сможет носить его.

Киран нащупал камень и крепко сжал его в руке, не обращая внимания на голос. Боль накатывала волнами, как шелест моря, перемежаясь с более сильными приступами, которые налетали, как порывы ветра. Он держался, ощущая временами, как высыхает пот на лбу, когда морской ветер врывается в окно. То и дело кто-то прикасался к нему, утирая лоб, то и дело кто-то приподнимал ему голову, давая напиться; а иногда он сам открывал глаза и видел Бранвин и прикасался к ней рукой.

Ударил гром.

– Дождь? – спросил он.

– Нет, – ответила Бранвин, – пока нет.

И снова он впадал в забытье, собирая разрозненные нити.

– Лиэслиа, – говорил он. – Лиэслиа, Лиэслиа. – Туман стелился между деревьев. И белая лошадь скользила между ними, поворачивая голову к морю. – Послушай меня, Лиэслиа. Я потерял ее. Она ушла куда-то в леса, и в мире что-то стронулось с места. Я не осмеливаюсь позвать ее по имени, но, верно, ты знаешь это.

Ответ был неясен, но будто кто-то прикоснулся к камню, вливая в него силу.

– Пойдем, – потом промолвил голос – шепот глухой, как рокот моря. – Слышишь крики чаек?

– Берегись! – возразил другой голос. – Слушай только истинные голоса. Иначе ты обречен. Одна ошибка погубит мир… даже если некоторые из них кажутся прекрасными.

– Я слышу чье-то пение, – промолвил Киран, и оно действительно было прекрасным в завывании ветра.