Я пытаюсь спрятать это в один из самых темных уголков своего сознания — подальше от посторонних глаз — и вместо этого смотрю на свою жену. Она стоит ко мне спиной, любуясь видом на долину. Понимаю, что она пытается отдышаться и собраться с мыслями, но и то и другое, похоже, не слишком удается. Хотел бы я видеть свою жену так, как это делают другие люди. Я узнаю формы Амелии, длину и стиль ее прически. Я знаю запах ее шампуня, увлажняющего крема и духов, которые я дарю ей на дни рождения или Рождество. Я знаю ее голос, ее причуды и манеры.
Но когда я смотрю только в ее лицо, мне кажется, что это может быть кто угодно.
В прошлом году я прочитал триллер о женщине с прозопагнозией. Поначалу я был искренне взволнован — о лицевой слепоте написано не так уж много. Я подумал, что это может стать отличной предпосылкой в создании качественной телевизионной драмы, а также поможет поведать об этом заболевании огромному количеству людей. К моему сожалению, ничего не вышло. Сценарий получался таким же разочаровывающим и посредственным, как и сюжет, и я отказался от этой работы. Я трачу очень много времени на переписывание произведений других людей, хотя предпочел бы заниматься своими собственными.
Иногда я думаю, что мне следовало бы стать писателем. К словам автора относятся как к золоту, они неприкосновенны и живут в своих книгах — даже самых плохих — долго и счастливо. Слова сценариста по сравнению с ними — желейные бобы; если они не нравятся руководителю, он их прожевывает и выплевывает. Вместе с человеком, который их написал. Из опыта моей собственной реальной жизни получился бы лучший триллер, чем этот роман. Представьте, что вы не можете узнать свою жену, или своего лучшего друга, или человека, ответственного за убийство вашей матери, произошедшего в детстве прямо у вас на глазах.
Моя мать была тем человеком, который научил меня читать и влюбляться в истории. Мы вместе, сидя в муниципальной квартире, в которой я вырос, поглощали романы, взятые из библиотеки. И она говорила, что книги приведут меня куда угодно, если я им позволю. Добрая ложь — двоюродная сестра белой лжи. Мама также утверждала, что мои глаза станут квадратными от телевизора, когда я настаивал, что хочу его смотреть. А когда наш старый потрепанный телевизор сломался, моя мама продала все свои драгоценности — кроме любимого кольца с сапфиром — в ломбарде, чтобы купить мне другой. Она догадывалась, что персонажи, которых я, будучи ребенком, любил в книгах, фильмах и телешоу, заполняли пробелы, созданные отсутствием настоящей семьей и несуществующими друзьями.
Худшее из того, что когда-либо случалось со мной, — это стоять и смотреть, как умирает моя мать.
— Что нам теперь делать? — спрашивает Амелия, прерывая мои мысли.
Долгий и крутой подъем на вершину холма, мы оба неподходяще одеты для похода и такой погоды, и, похоже, все это напрасно. Даже здесь, наверху, у наших телефонов нет сети. Нет никаких признаков присутствия Боба или какой-либо возможности позвать на помощь. Я вижу часовню вдалеке внизу, и она выглядит намного меньше, чем раньше. Менее угрожающей. С другой стороны, с тех пор, как мы двинулись в путь, небо потемнело. Облака, кажется, полны решимости закрыть солнце, и Амелия дрожит. Было терпимо, пока мы были в движении, но с тех пор, как мы остановились, я тоже мерзну, и начинаю понимать, что мы не должны стоять на месте слишком долго.
Достигнув вершины холма, вы можете оглянуться назад и увидеть весь путь, который прошли, совершая этот поход. Но порой, пока вы идете, невозможно оценить цель или места, которые вы минуете. Это похоже на метафору жизни, и у меня возникло бы искушение записать эту мысль, если бы не было так чертовски холодно. Я бросаю последний взгляд вокруг, но, кроме часовни, коттеджа и заснеженного пейзажа на многие мили во всех направлениях, смотреть действительно не на что.
— Такое ощущение, что мы реально находимся у черта на куличках, — бормочу я.
— Я замерзаю, — откликается она, стуча зубами. — Бедный Боб!
Я снимаю куртку и закутываю в нее Амелию.
— Давай, пошли. Мы разожжем огонь, когда вернемся, согреемся и придумаем другой план. Спускаться будет легче.
Я ошибался на сей счет.